В круглой комнате, доступ в которую есть только у определённого сорта людей (в строгих костюмах с узкими галстуками), по стенам которой висит звукоизоляция, в определённое время приходят гости. Их обслуживают официанты, предварительно надевшие мягкие тапочки, потом из шкатулки достаются маски для сна, чтобы…
…что? Лишь грозное предупреждение Даниэлле о ненарушении тишины в последний момент заставило меня проглотить вопрос, да и времени на него не оставалось, потому как мексиканец, держа одну из масок на вытянутых руках, уже приближался к сидящей двоице. Мне не оставалось ничего другого, как подхватить оставшуюся маску и последовать примеру старшего.
Он замер за спиной высокого гостя, не входя в его поле видимости и протянул вперёд руки. Не прерывая тишайшего разговора со своим компаньоном строгий костюм привычным движением перехватил предложенную маску и приладил её к своим глазам, педантично поправив резиночку, пересекающую его голову от одного уха к другому. Чувствуя себя частью какого-то совершенно непонятного ритуала, я передал маску человеку с эспаньолкой. Тот натянул её на полноватое лицо, расслабленно откинулся на спинку удобного кресла и протянул руки вдоль подлокотников. Всем своим видом он давал понять, что готов к наслаждениям.
Внезапная догадка мелькнула в моей голове, я перевёл взгляд на сцену, но прежде, чем она успела сформироваться в окончательную и чётко выраженную мысль, моим вниманием со свойственной ему грубостью завладел Даниэлле. Ему не нужны были мягкие тапочки, он и без них прекрасно умел подкрадываться бесшумно. Он заставил меня вздрогнуть, когда положил руку ко мне на плечо и развернул меня лицом к себе. Никогда до этого мне не доводилось видеть его с такого близкого расстояния.
Даниэлле был выше меня, ему пришлось немного наклониться, чтобы наши лица оказались приблизительно на одном уровне. На его поднятой ладони лежали четыре ярко-оранжевых пилюли, и только когда он стал вставлять одну из них в ухо, я понял, что на самом деле это беруши. Бахилы на мягкой подошве, маски для сна, беруши, видимо я угодил на заседание закрытого клуба с очень необычными правилами.
Когда я заткнул оба уха, мексиканец, больно дёргая за руку, внимательно осмотрел плотность прилегания оранжевых затычек, затем ткнул мне прямо в лицо указательным пальцем правой руки, длинный ноготь чуть не поцарапал мой нос.
Он нацелился пальцем на одно ухо, потом на другое, указал на собственные беруши и категорично покачал головой. "Не вынимать!" Жест его в расшифровке не нуждался, я согласно кивнул, хотя испытывал некоторые неудобства в связи с отсечением одного из чувств.
На этом непонятная подготовка неизвестно к чему закончилась, и можно было начинать. Мне предстояло дежурить возле столика с бутылками и внимательно следить за гостями, малейший намёк с их стороны тут же должен был превращаться в бокал избранного напитка. Сам Даниэлле приблизился к сцене, он отогнул ближайшую к нему часть занавеса, засунул за него голову, и свет в комнате сделался ещё более приглушенным.
В моих заткнутых ушах нарастал звон, хотя на самом деле я ничего не слышал. Со своего места я видел руки, лежащие на подлокотниках, прямо перед ними была сцена. А потом на неё вышла девочка.
Я бы дал ей точно больше восемнадцати, но всё же называл именно "девочкой", потому что в её лице сохранилось слишком много детских черт, просто не позволяющих обращаться к ней "девушка". У неё были немного полноватые щёки, которых она, вне всякого сомнения, стеснялась, их покрывали веснушки, захватывающие с своё владение ещё и нос. От накрашенных помадой губ, раздвинутых в неуверенной полуулыбке, на коже проступали ямочки. Она была слегка полновата, но свободное платье с закрытыми плечами и длинными рукавами ретушировали это.
На неё было приятно смотреть, она производила впечатление воздушности и застенчивости. В её движениях сквозила робость, и первые маленькие шаги по сцены явно дались ей с большим трудом. Вряд ли она могла разглядеть внутренность комнаты, потому как свет был направлен прямо ей в лицо, смотреть должны были на неё… вот только я лишь через несколько мгновений вспомнил про повязки на глазах строгих костюмов. Нет, смотреть они явно не собирались, они даже намеренно собирались именно этим не заниматься.
Девушка вышла на середину сцены, бросила немного испуганный взгляд за кулисы. Возможно, кто-то там подбодрил её или поднял вверх большой палец, как бы то ни было, после небольшой заминки девочка перестала нервно стискивать кулаки и гордо распрямилась. Я видел, как раскрылся её очерченный помадой рот, но ничего не слышал.