Торопов прямо увидел немую сцену, застывшую наверху.
А Краюхин, тем временем, продолжил:
– Ух, какой мешочек у тебя, Сарафанов, интересный. Ты его на пол поставь, и ручки в гору подними. И гость твой – не знаю вашего имени – пусть тоже самое сделает. Вот так-то. А теперь назад, пока в печку не уткнётесь. Шагом – марш. Да не стойте. Так спиной к ней и садитесь.
Снова заскрипели доски. Это лесник и его спутник выполняли команду участкового.
– Молодцы, – похвалил Краюхин. – Теперь поговорим. А вы никак собирались куда? Вон и документы на столе лежат. Неужто уезжать собрался, а, Сарафанов? Но про это позже. Начнем с твоего гостя. А вы, не знаю как вас, в окошко не зыркайте. То, что меня с вами разговоры разговаривать послали, не значит, что я здесь один.
– Кто это? – спросил незнакомец. Голос его был ровным и даже каким-то ленивым. Спросил, видимо, у лесника, потому что тот ответил:
– Участковый, Краюхин.
– Вот, блин! – выдохнул незнакомец. – Чуть не пришил вас, Александр Петрович. Что ж вы не представляетесь, когда в дом входите? Вас-то мне и надо.
Краюхин не ответил. Тогда гость Сарафанова продолжил:
– А я сегодня утром к вам домой сунулся было, а жена ваша, Варвара и говорит, мол, уехал в Крюково. Я сюда. А мне снова: был, теперь уехал. Пришлось без вас действовать. Я Пятаков, старший оперуполномоченный из областного УВД. Может, слыхали обо мне?
– Документы, – потребовал Краюхин.
– Они в нагрудном кармане, – сказал незнакомец, назвавшийся Пятаковым. – Можно достать?
Торопов с облегчением выдохнул, собрался, было, поднять крышку, чтобы выбраться, как был остановлен вопросом Краюхина:
– В каком рукаве?
– В смысле? – не понял его собеседник.
– В каком рукаве у тебя нож? – спросил Краюхин. – На ногах у тебя ботинки, там не спрятать. За пояс лезть неудобно. За пазуху – тоже. Значит нож в рукаве.
– А зачем мне нож в рукаве?
– Затем, что Варя моя ни в жисть не сказала бы никому куда я поехал, – ответил Краюхин. – А значит, никак ты не мог узнать, что я в Крюково. И значит – никакой ты не оперуполномоченный. Тебе всего-то и нужно было, чтобы я подошёл за бумажкой твоей, вчетверо сложенной.
– Нож в пол! – вдруг крикнул он. – Ну! Или колено прострелю!
– Лови!
Грохнул выстрел, взвизгнул рикошет, что-то хрустнуло, а потом с того места, откуда раздавался голос участкового раздался звук падения тела.
Тропов, протянувшийся было, чтобы открыть люк, одёрнул руку.
– Быстро! – пол заскрипел под шагами «лже-Пятакова». – Выстрел могли услышать.
– Как это у вас получилось? – поражённо спросил Сарафанов. – Только что здесь были, и уже там. И шею одним махом…
– Всё собрали? – спросил его спутник. – Уходить надо.
И, уже громче:
– Сарафанов! Я спрашиваю – всё собрал?
– Да, – вышел из ступора лесник. – Всё.
И вскрикнул раз, другой.
Ещё одно тело рухнуло на пол.
– Засветились вы, господин подпоручик, – сказал незнакомец. – Обузой стали.
Он ходил по комнате и бубнил негромко себе под нос.
– А вообще я на вас планы имел. Жаль.
Послушалось плескание, остро запахло керосином. Потом шаги протопали к выходу, со скрипом закрылась дверь в сени. Раздался стук, возня. Новые шаги.
Снова послышалось плескание, уже снаружи дома. Торопов приоткрыл крышку подпола: в комнате ничего не переменилось. Только вонь от керосина стояла такая, что голова кружилась. Выбравшись наружу, он, выставив вперёд руку с пистолетом, на коленях обогнул печку, и увидел два тела. Одно неподвижное, без признаков жизни – Краюхина, другое – Сарафанова, лежавшего в луже то ли крови, то ли разлитого керосина. Лесник сучил ногами и то ли стонал, то ли кашлял, выплёвывая новые порции крови. Снаружи раздался хлопок, загудело пламя. Дом стал медленно наполняться дымом. В окне замаячили сполохи пламени.
Учитель бросился к двери. Толкнул, надавил посильнее. Заперта!
Потемнело, дыма становилось всё больше. К окну! Только сейчас Торопов обрати внимание, на сколько маленьким оно было. Голову ещё высунешь, но вот выбраться через него – никак. Разве что на помощь позвать. Но там уже полыхало так, что улицы не было видно. Становилось всё жарче. Через щели под дверью потекла дымная дорожка.
Учитель согнулся над телом Краюхина, тронул пульс на шее.
– Остывает уже, – прерывистым голосом сказал Сарафанов. – А у меня сердце на два вершка выше, чем обычно. Медицинский феномен. Вот он и промазал.
Торопов метнулся к нему, упал на колени, еле сдерживая кашель.