Накопилось.
А всё она – поголовная грамотность. Развелось писателей.
Краюхин нечасто навещал этот медвежий угол. Крюково стояла на отшибе, вдалеке от дорог и важных магистралей. Тихое место. Революция, гражданская война – всё прошло где-то далеко, не заглядывая.
Да и позднее, в коллективизацию, тоже особого шума не было. Из кулаков пострадало только семейство Пряниковых, заимевших во время НЭПа собственную мельницу. Но раскулачили их не шибко сурово. Даже в колхоз «Утро коммунизма» хотели после этого принять. С испытательным сроком. Но потом всё-таки сослали по команде из областного центра, который до сих пор по инерции называли губернским.
Одно время промышляла в этих краях банда дезертиров, но в 21-м году их почти всех перебили ЧОНовцы. Главарь по кличке Сенька Руки-Ноги, говорят, ушёл и подался за кордон.
И с тех пор настала тут тишь. Разве что скотина пропадёт, или муж с женой по пьяному делу поскандалят – вот и все происшествия. Скотину находили или целиком, или то, что от неё оставили волки, муж с женой мирились, так что Краюхин уже и не помнил, когда он заводил по какому-нибудь местному случаю делопроизводство. Но всё равно, был он человеком аккуратным и исполнительным, поэтому все заявления прочитывал добросовестно.
Ему ещё отец говаривал: только попробуй делом помыкнуть. Оно раз стерпит, два, а потом, как подловит, как звезданет, света белого не увидишь.
И тому не раз было подтверждение.
Взять того же Петрова – бывшего участкового из соседнего района. Тот вот такие же заявления сжигал, не читая. А там возьми и объявись кляуза на одного бывшего, что хочет он председателя колхоза извести. Когда председателя через окно из обреза порешили, доносчик сам в район заявился. Так, мол, и так – сигнализировал, а участковый – вражина, сигналом моим печку растопил. Шуму было!
Вот и читал Краюхин заявления с первой до последней буквы, не взирая, было оно о пропаже горшка с тына или об аморальном поведении вдовы Глафиры Редькиной.
Закончив, он потянулся, встал со скрипучего стула, поправил ремень с портупеей и предметом зависти всех местных мальчишек – кобурой, из которой грозно торчала ручка револьвера. И вдруг притопнул одной ногой, другой, будто собирался отбить чечётку. Дело было сделано.
Вообще, нужно было бы переговорить с председателем местного сельсовета, но он вместе со всем активом были где-то на уборочной. Так что оставалось теперь пройтись по деревне, показывая старикам, да тем, кто по какой-то причине сегодня не вышел на работу, что вот она – власть. Здесь. Бдит и охраняет ваш мирный труд. А потом оседлать, Орлика, который был оставлен пастись на небольшом пустыре возле закрытой церкви, и – домой, в Белицу. Завтра ждала Краюхина поездка в место куда более беспокойное, чем Крюково.
По правилам каждому сельскому населённому пункту требовался свой отдельный участковый. И до 1930 года так и было. Сидели по деревням какие-то личности, получали жалование, а сами, зачастую были неграмотными и для этой работы совсем не пригодные. Наоборот, на скольких было заведены дела за самоуправство и превышение власти.
Но вот как 19 февраля 1930 года вышел 109–й указ НКВД, началась в рядах сельских милиционеров чистка. А после того, как уголовную милицию отделили от милиции общественной безопасности, и занимать должность, пусть даже и сельского участкового, стало возможным только, окончив полугодовые курсы в школе милиции, с кадрами началась такая напряжёнка, что приходилось участковым брать под ответственность не одно и не два села.
К примеру, у Краюхина их было целых три: Крюково, Белица и Грабуны. И не то было беда, что это было много. Расположены они были эдаким треугольником и, близко друг от друга. Так что, при желании, участковый мог спокойно за день все их посетить.
Беда была в том, что с недавних пор небольшой станционный посёлок Грабуны стал излюбленным местом отдыха творческой интеллигенции, которая съезжалась в него со всей области. Нынешним летом их было особенно много. А где поэты да музыканты, там обязательно склоки и доносы. Интеллигенция, мать её!
Не раз уже на совещаниях в областном УВД Краюхин доводил, что в одиночку справится с писательской братией он не в силах. Просил организовать в Грабунах постоянно действующий участок милиции. Но воз и ныне был там.
Неспешно Краюхин спустился по ступенькам сельсовета, с удовольствием вдохнул вечерний июльский воздух. Пахло пылью, сочными травами и парным молоком. Хорошо. В посёлке Белица, в котором Краюхин проживал с женой в доме тестя, воздух был уже отравлен деревообрабатывающим комбинатом. Там с утра до вечера воняло жжёной древесиной и столярным клеем. Да и железнодорожная станция тоже добавляла в коктейль ароматов посёлка. Ну и шумно было Белице. Шумно и суеты много.