Зубов шел, не останавливаясь, вскоре Саша понял, куда он идет — в самую гущу туристов. В конце концов они вынуждены были встретиться.
— Что с рукой?
— Нож.
— Где?
— В номере.
— Кто это был?
— В карманах документы граждан Азербайджана. — Саша пропустил пересекавших ему дорогу двух женщин и догнал генерала. — Я перевел тему в другой номер, но к вечеру все откроется. Полиция уже там.
Зубов понизил голос:
— Сейчас выйдем из рынка, слева по улице увидишь аптеку.
Когда они расходились, Стольников увидел турка с фонарем в руке.
— Двадцать! — прокричал турок и добавил: — Э-э-э!.. — огорченно.
Зубов вынул из кармана двадцатку.
Аптека оказалась просто дверью в сплошной стеклянной стене дома, в которую были вмурованы не менее десяти магазинов.
Они встали у витрины, глядя друг на друга в стекло.
— Ты мне нужен, Саша.
— Что-то личное?
— Да или нет?
— Кто вы? — выдержав паузу, спросил капитан.
Вопрос не выглядел глупо. Последняя должность, которую занимал Зубов, не предполагала помощь Стольникова.
— Я работаю на правительство. Ты единственный, кому я могу доверить эту работу.
Стольников не выдержал, но рассмеялся все-таки беззвучно.
— Я бывший офицер, неудачник, который не смог стать даже майором. В последний раз оружие в руках я держал одиннадцать лет назад. Мне сорок четыре года, у меня ни семьи, ни дома! У меня даже настольной книги нет, потому что нет стола! Когда я сплю, то закрываю только один глаз, а вчера мне приснилось, что трахаю Ангелу Меркель! Вы не знаете, к чему этот сон?
— Ты слишком много прожил в Германии и Австрии.
— Нет, это к психиатрической больнице! — возразил Стольников. — Час назад я сворачивал шеи каким-то азербайджанцам и при этом думал, что неплохо бы выпить пепси. Я на грани полного разложения, а вы мне говорите, что я вам нужен… — Саша замолчал и уставился в окно сквозь стекло. На улице турецкий мальчонка пытался накормить кошку леденцом на палочке.
— Это не азербайджанцы.
— Неважно!
— Не веди себя как ребенок. Я не приглашаю тебя на службу. Я прошу тебя о личном, — проговорил Зубов.
— О личном? С каких пор правительственные дела стали вашими личными?
— Речь о моей дочери.
Стольников оторвал взгляд от стекла и уставился на генерала.
— У вас есть дочь?
— Ты хотел спросить, какие у меня в этой связи проблемы?
— В общем, да, — согласился Стольников.
Из-за прилавка вышел турок и рукой показал на столик, стоящий в углу аптеки. В помещении было прохладно, работал кондиционер, на улице была нестерпимая жара. Видимо, догадавшись, что русским есть о чем поговорить, хозяин предложил делать это с удобством. Нужно было отплатить за гостеприимство, и Саша вынул из кармана деньги.
— Обезболивающего, пару шприцев, борную кислоту и салфетки, — и протянул двадцать евро. — Сдачи не надо.
Турок переусердствовал в благодарности: через минуту к столику поднесли чай в тоненьких, тонкостенных стаканчиках.
— Чечня сильно изменилась за время твоего отсутствия.
— Да я знаю, — с досадой, что вынужден отказывать человеку, которому обязан, ответил капитан. — Грозный-сити, лимузины, бразильцы играют на стадионе, Ван Дамм на дне рождения у Кадырова. Трудно поверить, что одиннадцать лет назад вместо этого был только битый кирпич.
— Я о другой Чечне… — и Зубов посмотрел на Стольникова.
— Я пытаюсь о ней забыть.
— Нельзя забыть то, что стало частью тебя.
Саша не стал возражать.
— Тебе интересно, что сейчас там, что связывается лабиринтом с этим миром? — Зубов прищурился. — Больше нет ни завода по переработке керия, ни крепости со средневековыми жителями.
— Понятно, — усмехнулся Стольников. — Все необыкновенное, что оказывается в руках Российского правительства, сразу утрачивает свою необыкновенность. И что там теперь? Пустырь?
— Нет, тюрьма.
Стольников расхохотался. Теперь в голос. На лице генерала не дрогнул ни один мускул.
— Господи, — заговорил Саша, — есть что-то, что Кремль не способен превратить в тюрьму?!
Зубов бросил на стол десять долларов и поднялся:
— Прости, что побеспокоил. Я ошибся.