Не знаю, почему мне вдруг пришла эта мысль в голову, и отчего я так отчётливо её помню… Но на обратном пути я вдруг подумала или даже решила: «Мы обязательно поцелуемся…» Это означает, что пятнадцатилетняя девочка задумала поцеловаться с тридцатилетним парнем… И, уж поверьте, она ужасно этого желала и довольно долго ждала.
Вскоре я вернулась домой. Может, даже буквально на следующий день, потому что без Ваксфлауэра в городе T мне нечего было делать, а гулять с ним всё время я тоже не могла, потому что не обладала особо правами в чужом доме, как в принципе, и в своём тоже.
Пожалуй, нужно рассказать, где я жила в городе N, и самое главное — как. Это был обычный частный дом на обычной улице. Хотя всем живущим на этой улице казалось, что это самое дно цивилизации. Я тоже так, конечно, думала. Но теперь понимаю, что это был некий райский уголок. Пусть не со всеми удобствами, пусть там часто не было воды и света, а ноги летом были чёрными от пыли, потому что не было асфальта, но это было частью природы, что совершенно нельзя сказать о высотках в черте города… Я не жила за городом, но я жила за железнодорожной линией. Это почти одно и то же, потому что через железную дорогу не ехал никакой транспорт, кроме машин самих жителей. Почти не было магазинов. (Это было просто какое-то чудо, когда в году 2007 у нас почти в начале улицы открыли Продуктовый, куда ходили все!) И, в общем-то, не было асфальта, как я уже упомянула. Не было каких-то иных построек, кроме магазина и домов… Много-много домов тянулось с одной стороны улицы, потому что другая сторона была слишком близко к железной дороге, которая шла буквально параллельно.
Мой номер дома был 123. В длинном ряду домов иногда были промежутки-повороты — это были переулки. Так вот, я жила в одном из переулков. Сами переулки были не очень большими. Дома располагались друг напротив друга, и умещалось их всего где-то от шести до десяти. Номер 123 был почти центром улицы. А последним был номер 221, кажется. (В конце улицы я бывала очень редко.) Через мой переулок, и только через него, можно было выехать на дорогу, чтобы попасть на мост, а через него оказаться в центре города. Дорога эта шла через поле. Там была небольшая рощица и узенькая речка, на другой стороне которой открывались просторы. Именно об этом я и говорю — часть природы.
Как-то даже заскучала по стуку колёс гружёных поездов. Кажется, если бы хоть разок там оказаться сейчас, почувствовать, как чуть трясётся кровать от вибраций под землёй, услышать этот шум — я бы мгновенно уснула, и спала бы долго-долго… А проснувшись, наконец почувствовала бы себя выспавшейся. Мне очень не хватает этого чувства в жизни. Не знаю, почему его нет… Только очень редко. Кажется, последнее было тогда, когда я выпила много водки, вернулась домой в два часа ночи, а проснулась в семь, чтобы пойти на учёбу. Это было в январе. Да что там говорить, конечно же, я помню число — ночь с 20 на 21 января. А сейчас 26 марта.
Мой дом был достаточно большим. Ступеньки, коридор, комната, в которой мы всегда кушали, из неё выход в совместную ванную и туалет, и на кухню, затем проход ещё в одну комнату (в ней стоял письменный стол); налево моя спальня (которая была моей последние четыре года в этом доме), потом самая большая комната — зал с высоким потолком и снова налево — мамина спальня, в которую нельзя было заходить, хоть двери там и не было. Через зал можно было бы пройти дальше, но та половина дома была закрыта. Там жил дедушка, пока в 2004 году не умер. Точнее даже он жил в половине с большим залом и спальней. Просто часть мы отремонтировали, а часть оставили за дверью и заклеили обоями. Туда можно было зайти только с улицы.
Я жила с мамой и с братом, который на четыре года старше, как я уже писала. Казалось бы: живём в таком большом доме втроём, и никто не может друг другу мешать. Но семейка у нас была такой, что мы вечно друг другу мешали. Точнее, кто-то вечно был чем-то недоволен и в этом был виновен кто-то из остальных двух.