Поначалу — неделю или больше — надеждам журналистов не суждено было оправдаться. Потом одному репортеру повезло: он щелкнул Эллу на Харли-стрит, когда она в слезах выходила от психотерапевта, и газетчики с ликованием пустились тиражировать снимок и пояснения к нему. Публика встречала соответствующие статьи с таким интересом, что даже в самых солидных газетах появились колонки о Харкортах и истории их рода, а уж фантазия репортеров — представителей бульварной прессы — на тему семейных замков и проклятий и вовсе не знала границ. Летом 1937 года, когда юные идеалисты устремились в Испанию, чтобы сражаться на фронтах гражданской войны, сплетни об Элле и ее семье занимали в масштабах страны второе место после тех, какими была окружена королевская семья. Героев наследственной трагедии Харкортов обсуждали повсюду, и от этого беспардонного, бестактного вмешательства в чужую частную жизнь, хотя оно и совершалось без злого умысла, у меня прямо кровь закипала.
Даже Камилла Бодмен, проявлявшая столь мало такта в отношении собственных друзей в частных разговорах, на публике сочла себя обязанной громогласно заявить, что все эти газетные истории — чушь, заодно тонко подчеркнув (для тех, кому интересно, конечно) факт своих близких отношений со знаменитостью и в то же время демонстрируя исключительную преданность друзьям.
Годы, основательно поработавшие надо мной, не изменили Камиллу. Постепенно приближаясь к тридцати годам, она все так же безупречно укладывала локоны и была неизменно уверена в себе. Неожиданных акцентов в ее речи не стало меньше, сила их не убавилась, и восторженность Камиллы не ослабла. Камилла осталась верной своему обещанию и не вышла замуж за Эда Сондерса. Вместо этого она, проявив недюжинный характер, переехала в Челси. К тому времени, когда я окончил Гилдхолл, она уже открыла в красивом помещении магазин с тщательно продуманным дизайном. Изначально это был магазин готового платья, но постепенно там стали продаваться плоды творческой фантазии самой Камиллы. Вскоре на нее уже работали четыре швеи, и благодаря друзьям матери и ее собственным у Камиллы образовалась довольно обширная клиентура.
С возрастом я перестал испытывать перед ней благоговейный страх, и мы часто встречались в те черные времена. Камилла требовала к себе абсолютного внимания, и я отвлекался от гнетущей душу тяжести. Я был благодарен ей за то, что она всякий раз даровала мне избавление от мрачных мыслей. Камилла в жизни своей ни одной минуты не ведала чувства вины и не испытывала страданий более сильных, чем затянувшееся ожидание в приемной зубного врача, а потому оставалась неизменно веселой, и это ее настроение бальзамом проливалось на мою полную уныния душу. Вероятно, Камилла жаждала узнать подробности моего пребывания во Франции (думаю, она догадывалась, что я ездил туда с Эллой), но она сдерживалась и ни о чем не расспрашивала, проявляя приятно удивлявший меня такт, и это обстоятельство заставило меня пересмотреть отношение к ней и прийти к выводу, что она мне очень нравится.
За столом в доме Бодменов я иной раз слышал кое-какие новости об Элле, но соответствующих бесед не поддерживал, а дочь хозяйки не находила особого удовольствия в пересказе этих историй, и постепенно разговоры прекращались.
Я не поощрял беседы об Элле потому, что старался не выводить разговоры с Камиллой за определенный (и весьма ограниченный) круг тем. Если б она вдруг вполголоса сообщила мне, что Элла Харкорт глубоко несчастна и таит от всех свое горе, я бы этого не вынес. В то время мне нужна была дружба надежная и без сложностей, — к счастью, этим требованиям общение с Камиллой удовлетворяло как нельзя лучше. С годами наше легкое приятельство переросло в более глубокую привязанность, имевшую важное значение для нас обоих и продолжавшуюся даже в первые годы моего брака.
Рассказывая о Камилле, я отнюдь не отвлекаюсь от повествования. Мне совершенно необходимо вспомнить точную последовательность событий, приведших к суду над Эллой и к тому, что случилось после него. Детали сейчас очень важны: тогда за короткий срок произошло множество событий. Я хочу прорваться сквозь завесу из концертов, конкурсов, интервью, беспрестанных репетиций, мешающих видеть, что же произошло в те несколько недель до того, как я выиграл конкурс Хиббердсона. Потому-то и стараюсь отследить эволюцию дружбы с Камиллой Бодмен и рассказать о сотрудничестве с Реджиной Бодмен, на благотворительных концертах которой я регулярно выступал.