Знаю, как пахнет море в сентябре, представляю, как разноцветные отблески пляшут на камнях при свете костра, ощущаю на лице холод атлантического бриза. Да, теперь я все могу представить и почувствовать и пытаюсь разглядеть какой-нибудь знак, который мог заметить кто-то из гостей, деталь, наверняка упущенную ими. Однако мне удается уловить только атмосферу веселого ожидания, витающую над толпой, услышать лишь отдельные радостные возгласы, раздавшиеся при появлении Александра и Эллы.
Гости прибыли в Сетон между семью и половиной восьмого. В танцевальном зале им предложили коктейли с шампанским, и многие, как уже было сказано, с бокалами в руках вышли на террасу. Минут тридцать-сорок спустя, перед началом ужина, Элла и ее отец появились на балконе над террасой — попасть туда возможно лишь через застекленную дверь Большого зала.
По свидетельству очевидцев, оба вели себя совершенно естественно и казались спокойными, хотя все заметили, что Александр решительно постарел: годы взяли свое. По толпе пробежал шепот, все чего-то ждали, раздались выкрики: «Речь! Речь!» Некоторые зааплодировали.
Элла, затянутая в элегантный смокинг, держалась позади отца, положив ему руки на плечи, — присутствующих умилил этот жест любви и нежности. Александр отличался высоким ростом, потому за спиной отца Эллу было почти не видно, лишь неясно маячили белокурые волосы, стильная стрижка с четким пробором.
Лорд Маркхэм воскликнул:
— Покажитесь нам, Элла! Не стесняйтесь!
Кто-то засмеялся.
Александр начал перебирать подготовленные заранее заметки.
В это время Элла неторопливо, изящно подняла вверх руки и с силой ударила его в шею. Он изумленно вскрикнул и выронил бумаги. Несколько листков порхнуло вниз, в толпу. Люди засуетились, ловя их, один или два попали в костер. Кое-кто из гостей, стоявших сбоку и не имевших возможности видеть, в чем дело, засмеялся. А те, что находились в центре террасы, продолжали наблюдать за происходящим: Александр с удивлением повернулся к дочери, а она нагнулась, быстрым, уверенным движением схватила его за лодыжки — и толкнула через перила балкона. Лорд Харкорт лихорадочно уцепился левой рукой за балюстраду и на одно долгое, головокружительное мгновение повис на ней, задержав падение. Смех затих. Элла молча нагнулась, и некоторым гостям показалось, что она пытается удержать отца за руку, вытащить обратно на безопасный балкон. Какая-то женщина закричала. Потом Александр упал.
Он полетел вниз с протяжным криком и умолк лишь на каменных плитах террасы, где нашел свою смерть. Элла же исчезла с балкона.
Ее обнаружили в спальне Александра: стоя у порога, она как ни в чем не бывало несколько раз окликнула отца, будто не зная, где он находится. Содеянное не наложило на Эллу никакого отпечатка. Поначалу, увидев полицейских, она как будто удивилась, а когда ей объяснили, что пришли ее арестовать, «совершенно сошла с ума» — так один из офицеров описал в суде ее поведение. Элла кричала, билась в истерике и не давала заковать себя в наручники. Она звала отца, Памелу, выкрикивала оскорбления в адрес Сары — та в слезах стояла в холле, — а потом Эллу силой стащили вниз по лестнице и вывели на улицу на глазах у безмолвных, окаменевших от ужаса гостей.
— Ты даже представить не можешь, как это было ужасно, — жаловалась Камилла по телефону. — Этот ее взгляд, ее крики… А когда Сара попросила полицейского обращаться с ней поделикатнее, Элла набросилась на нее — это было что-то невообразимое.
И я услышал, как моя сдержанная подруга плачет на другом конце провода.
— Я знакома с Эллой девять лет, — выговорила она, всхлипывая. — С тех пор, как она вернулась из Америки. Передать тебе не могу, как чудовищно это было — видеть ее такой.
В сердце мне будто всадили нож. Каждый вдох давался с трудом.
— Возможно, в газетах действительно писали правду, — продолжала Камилла. — Ты ведь знаешь о наследственном безумии в семье Харкорт, да?
Я не ответил.
— Знаешь, Джейми?
Непослушными губами я проскрипел:
— Да.
И тогда Камилла, которая услышала об этом от своей матери, а той, в свою очередь, сообщила Памела, рассказала, что на вокзале в Пензансе Элле пришлось дать успокоительное.
— Она дралась и кричала, словно дикий зверь.