Йоона вскинул голову и — ушки на макушке. А правда, если ему этой чаши не миновать, то лучше уж идти в город вместе с Анне-Мари. С ней за компанию...
- Есть у меня в городе дельце, - сказал он и украдкой глянул на Анне-Мари.
- Вот оно что, - ответила Анне-Мари и села на лавку.
- Так ты идешь в город? - спросила она со смехом в глазах. - Тогда давай шевелись, собирайся поживей, долго я тебя ждать не буду, я спешу.
Снова потрогала свою роскошную розу, и вдруг лицо ее стало плутоватым. Она поправила платок, разложила на лавке складки юбки справа и слева от себя, а потом сказала Нипернаади:
- Кюйп говорил — ты меня вроде искал ночью? Облазил все уголки в хлеву и в риге и злился ужасно — так Кюйп говорил.
Она вопросительно посмотрела на Тоомаса, подергивая розу.
- Я уже давно заметил, - беззаботно отвечал он, - что Кюйпу ни в чем доверять нельзя — непременно соврет! Прямо и не знаю, чего ради он так отчаянно врет? Ну чего мне от тебя надо? И с чего бы это мне шататься по его хлевам и ригам? Нет, я так думаю, Анне-Мари, Кюйп хочет тебе похвастаться, мол, видел меня и даже поговорил со мной. И вообще — не нравится мне этот человек!
Он подошел к Анне-Мари.
- Если бы я и вправду искал тебя, - сказал он хвастливо, - ты бы не сидела сейчас такая свеженькая и бодренькая! Я бы тебя так намял, что косточки бы трещали — я такой, попадись только хорошенькая женщина мне в руки. Что ты, да то нее немного останется — кожа, кости да впалые глаза!
Прошелся раз-другой из угла в угол и произнес угрожающе:
- И ты запомни, это еще может случиться! У меня на самом деле уже давно было такое намерение — наведаться к тебе, и тогда полетят двери со всех хлевов и амбаров! Стану я тихо подкрадываться, будто вор, я приду с шумом и громом, разнесу двери, и боже упаси кого-нибудь встать на моем пути. Он и чертыхнуться не успеет, как будет прихлопнут, что воробышек. И надо тебе вот что сказать: женщины таких мужчин любят. Ну-ка, посмотри на эти ручищи — что? Посильнее будут, чем у твоего Яйруса?
Он задрал рукав рубашки до плеча и показал Анне-Мари руку.
- Ну, что скажешь? Или язык проглотила?
Анне-Мари вскочила, чтобы посмотреть поближе, и вдруг заметила Йоону: тот стоял посреди комнаты и смотрел на Анне-Мари огромными испуганными глазами.
Она резко оттолкнула руку Нипернаади. Презрительно обронила:
- Стоило показывать такую ерунду.
И сердито прикрикнула на Йоону:
- Нет, ты в самом деле невозможен! Я уже здесь час целый попусту болтаю и трачу дорогое время, а ты все никак не соберешься! Как невеста в церковь наряжаешься, с тобой я наверняка опоздаю!
- Да я готов, - застенчиво сказал Йоона, - по мне так уже давно можно выходить. Ты же сама еще хотела поболтать и посмотреть, какие у Нипернаади руки!
- Он еще и грубит, - рассердилась Анне-Мари, - чего мне смотреть на его руки, у любого мальчишки такие же! Еще и выставляется, будто какую диковинку, я уж думала, и впрямь, может, что-то невероятное.
Схватила узел и зло бросила:
- Пошли уже, Йоона!
- Это у меня руки, как у мальчишки? - крикнул Нипернаади ей вслед. - Хотел бы я посмотреть на того мальчишку — да я отвалил бы ему на радость десять крон, а если парень хороший, так еще больше. Да только еще не родился такой мальчишка, поэтому мои денежки при мне и останутся.
Он вышел на порог, засучил рукав и посмотрел на тощее запястье.
Анне-Мари фыркая неслась впереди, а Йоона чуть ли не бегом поспешал за ней.
Только они скрылись, Нипернаади услыхал с той стороны реки автомобильный гудок. Только перевез эту машину, появилась другая, а чуть погодя и третья. Цыган Индус, он как раз рысил по большаку, при виде машины взбрыкнул, заржал, забил ногами и как ветер умчался с дороги в рожь Кюйпа. Там он стал топтаться. Кружиться. На шее у него висели бубенцы, а круп прикрывала всякая рванина. Седые волосы были всклокочены, а тощая бороденка тянулась до самой груди.
Нипернаади поймал его, легонько похлопал по плечу и сказал:
- Козленочек, дорогой, не бойся — ступай-ка теперь домой.
Цыган радостно заржал, стеганул себя кнутом и легко побежал дальше. Его полуголая спина была исполосована свежими рубцами.
Немного погодя показалась длиннущая похоронная процессия. До сих пор Нипернаади не доводилось видеть такого количества проезжих. Только за полдень когда похоронная процессия возвратилась, стало поспокойнее, и Нипернаади направился в трактир.
- Ох и попотел я сегодня! - похвастался он и принялся пересчитывать деньги на глазах у Кюйпа. - И заработал сегодня дай бог каждому, давненько не держал я в руках таких денег. Как полагаешь Кюйп, что будем с ними делать?
- Не хочешь ли после трудов праведных бутылочку пивка? - спросил подобревший Кюйп.
- Пива? - презрительно переспросил Нипернаади. - Нет, братец, теперь давай водки, поставь кофе, и если у тебя найдется еще что-нибудь получше — не зажимай. Мы ведь сегодня холостяки, верно? Твоя отправилась нынче в город, значит, можем вздохнуть посвободнее?
- Кофе, водки и что-нибудь получше? - радостно воскликнул Кюйп. Глаза его заблестели, на лице проступила широкая счастливая улыбка. Он проворно задвигался, чисто вытер стол, покрыл скатертью. Потом опять подошел к Нипернаади и с легким сомнением в голосе спросил:
- Так, значит, кофе, водки и чего-нибудь получше?
- Именно, - ответил тот.
- И пить будем вдвоем?
- Пить будем вдвоем, а плачу я.
- Ну, разумеется, платишь ты! - с облегчением произнес Кюйп и начал носить на стол напитки.
Накрыв стол, он уселся против Нипернаади и стал быстро наливать и пить.
- А ты отличный парень! - сказал он, растрогавшись, - я и Анне-Мари это всегда говорил! Я ей всегда говорил: Анне-Мари, заметь, это отличный мужик. И что, я ошибся? Но в тот раз, когда ты лазил в хлеву, Анне-Мари там и правда не было. Она такая своевольная, то там спит, то здесь, иной раз хватишься ее, да нигде не отыщешь. Такая норовистая и проказливая, просто горе горькое.
Он прислушался, на перевозе звали паромщика.
- Сиди-сиди, - великодушно сказал он. - Я сам сбегаю и перевезу. Йооны ведь тоже нет дома, он, кажется, пошел с Анне-Мари в город?
- Я бы такого не допустил, - сказал Нипернаади, - Йоона парень молодой, в пути может случиться всякое.
Кюйп улыбнулся.
- Ты не знаешь Анне-Мари, - горделиво ответил он. - Она же львица или что-нибудь в этом роде.
Он убежал, перевез пассажира через реку и, запыхавшись, вернулся. Снова пил водку большими глотками, стакан за стаканом.
- И ты платишь? - снова усомнился он.
- Ну, разумеется, пьем вдвоем, платишь ты, - успокоенно решил он после увещеваний Нипернаади.
- А теперь кофе и еще чего-нибудь?
Он уже покачивался, размахивая руками, и непрестанно прикладывался к рюмке.
- Давно, ох давненько я так не пил! - разоткровенничался он. - Кто сюда придет предлагать тебе водки, бывает, перепадет стакан пива, да и то вроде великой милости. Бедные, скупые, и себе-то на закуску ничего не купят. А за свои пречистые я себе ничего не могу позволить. Времена трудные, налоги большие, да и отложить надо хоть крону-другую. У тебя тоже что-нибудь храниться в банке?
- Мильон! - зевая, ответил Нипернаади.
Кюйп подскочил как ужаленный, испуганно уставился на Тоомаса.
- Целый миллион? - изумился он. - Нет, серьезно — миллион марок?
- Нет, миллион крон, - равнодушно ответил Нипернаади. - Половину завещал отец, а другую я сам добавил. Пусть полежит в банке, когда понадобится, будет где взять.
- Будет где взять? - с завистью повторил Кюйп. - Хороший был у тебя отец, черт побери, замечательный. А мой отец после смерти оставил мне два веника, два высохших неиспользованных веника и ничего больше — ни самой малости, даже поношенного пиджака не получил, даже сапог, даже потрепанной шапки у него не было. Это что-то страшное, когда человек помирает в такой бедности, что наследнику, и заметь, единственному наследнику, приходится самому покупать и гроб и все прочее для похорон. Рехнуться можно, как подумаешь об этом. Столько расходов, трудов и горя, а за все это тебе, бедняге — два высохших веника. Это же адская насмешка, измывательство над человеком. И если у тебя в кармане нет и нескольких центов, скажи, куда ты сунешься с этими двумя банными вениками? Нет, твой отец был ангел, верно, бог приготовил ему там на небесах достойное местечко. Целых полмиллиона крон оставил тебе? И после этого гоняешь паром, ты — простой паромщик?