— О, какой приятный запах щекочет мне ноздри! — сказал Томас, входя в палатку и усаживаясь вместе с Тэо у очага.
Женщина и Харка сразу же ушли в глубину палатки. Матотаупа, как того требовали правила вежливости, сам принялся ухаживать за гостями.
— Тэо! — воскликнул Томас. — Послушай! Тут ведь нежнейшая грудинка молодой коровы, выросшей на лугах этой благодатной страны. О, какое наслаждение доставит она нашим голодным взыскательным желудкам! Ты сам поразил ее в сердце, вождь?
— Нет, не я. Мой сын Харка, Преследователь Бизона. Стрелой из лука.
— Ну и малый! Так он должен сесть рядом с нами, чтобы видеть, как мы, словно жадные коршуны, будем пожирать его добычу. Нет, вождь Топотаупа, плохой это у вас обычай! Позволь мне, вождь, позвать твоего сына сюда.
— Как ты хочешь, мой белый брат.
— Так иди же сюда, парень!
Харка медленно поднялся: нарушать обычай претило ему, и, только когда отец подал ему знак глазами, он сел с мужчинами у очага.
— Ого! — воскликнул Томас. — Бедовый парень. Ведь это же он спер у меня ружье! Молодец! Да тебе бы пора уж иметь его.
— У меня есть двустволка, — сказал Харка.
— У тебя есть? Где же она? Эх, молодой человек, такое не выпускают из рук. Или у тебя ее тоже кто-нибудь спер?
— Да…
— И ты знаешь, кто этот негодяй?
— Тачунка Витко.
— О! Ну, это весьма опасный субъект. Тогда не видать тебе больше своего ружья. Тачунку и сам черт не проймет.
— Мой сын получит назад это ружье, — сказал Матотаупа.
— Твое слово свято, вождь, но если бы я мог дать тебе добрый совет… Позволь, позволь, Тэо, так не пойдет. Я тут говорю за двоих, а ты ешь за троих. Этот аппетитный кусок грудинки просится в мой желудок. Хоть я и на целый час старше тебя, но мои кишки еще не так стары и справятся с отличной едой не хуже твоих. Извини, вождь Топотаупа, но тут я должен вмешаться. Кому еще воспитывать Тэо, как не мне? Тэо!
— Да?
— Ты опять ешь?
— Конечно. Грудинка превосходная!..
— На большее у тебя не хватает ума. Здесь речь о другом: о двустволке, о вождях, а ты жрешь, как голодный койот.
— Ну, ну?..
— А, оставайся ты невоспитанным, жуй свою грудинку. Я отказываюсь пробуждать в тебе высокие чувства… Да, что я хотел тебе сказать, вождь Топотаупа, подумай, прежде чем связываться с Тачункой, лучше оставь ему ружье, а мы попробуем добыть для твоего сына новое. В фактории бывают ружья, хоть и дорогие, очень дорогие. Все торговцы — мерзавцы.
— А где эта фактория?
— Пять дней пути на восток.
— Вы едете туда?
— Самым коротким путем. Мы хотим сдать там капканы и шкурки бобров. Капканы! Капканы! Трудно только понять, кто в эти капканы попадает, бобры или мы. Ты что-то хочешь сказать, парень?
— И бобры и вы
— В самую точку! И мы и они. Все сидим в ловушке. И хитрые бобры и мы оба, так называемая компания «Те энд те» Ну, все, хватит с нас этих капканов. А ты не хочешь поехать с нами на факторию, вождь Топотаупа?
— Я поеду с вами.
— А твой сын? Может быть, нам повезет — и мы найдем ему хорошее ружье?
— Пожалуй. С нами поедет еще и Мудрый Змей. С ним Харка вернется назад. Я поеду мстить Тачунке Витко и привезу свою дочь в эту палатку. Так я договорился с вождем Горящая Вода. Хау.
— Мы хотим отправиться утром.
— Это и мое желание.
— Итак, Гарри поедет на факторию. Правильно, кто умеет обращаться с ружьем, должен сам его выбрать.
С наступлением вечера в палатке Матотаупы собралось много гостей вождь Горящая Вода, Мудрый Змей, Хромой Волк и Темный Дым, сломанная нога которого отлично зажила, и, наконец, жрец. Но о предстоящей поездке уже не говорили. Все необходимое было сказано. Мужчины рассказывали охотничьи истории и много смеялись. Харке казалось, будто он снова в своей родной палатке на Лошадином ручье, где отец был великим вождем и великим охотником, где еще год тому назад в палатке Матотаупы чуть не каждый день собирались гости.
Потом к Харке пришел его друг — Сильный Как Олень, и они сидели в глубине палатки, слушая воинов. Добродушные шутки Томаса еще больше оживляли беседу. Сильному Как Олень было немного жаль, что он не может ехать на факторию вместе с Харкой, но он был рад и тому, что, вернувшись, Харка расскажет много интересного.
Угощение длилось недолго. Сытые и довольные гости скоро разошлись, и мальчики рано смогли лечь спать Сильный Как Олень в эту ночь, перед поездкой Матотаупы, снова остался ночевать у Харки в палатке. Оба завернулись в одеяло и легли рядом.
Харка закрыл глаза. Светлые надежды овладели им. После удачной охоты отца на бизонов они были хорошо обеспечены едой. Отец, хоть и считался только гостем сиксиков, показал, что его умение и смелость совсем не лишние для оказавших гостеприимство. Во всем поселке царило согласие и взаимное доверие. И к жрецу, вылечившему Темного Дыма и сейчас лечащему четырех раненных Тачункой Витко воинов, Харка испытывал истинное расположение. Таких раздоров, какие возникли в палатках рода Большой Медведицы после первой встречи с белыми, у сиксиков не было.
Полными хозяевами были черноногие в их родной глуши. Здесь не строилась железная дорога, здесь еще не были нарушены пути бизоньих стад. Здесь оставалось все таким, каким было при отцах, при отцах отцов, во времена предков. И потому все было определенно и понятно. И тайны были только древними тайнами, и никто не ломал себе голову над новыми тайнами. Возможно, что и в первобытные прерии сиксиков нагрянет новое, неизведанное, ведь белых становится все больше и больше и они неспокойны, как ветер, который веет повсюду и проникает куда ему заблагорассудится. Но до этого было еще далеко Сильный Как Олень даже считал, что белые так и не доберутся до них. Харке тоже хотелось бы верить в это. Он провел среди белых целую зиму и не нашел там для себя ничего хорошего.
Харка думал о предстоящей мести отца Тачунке Витко за оскорбление на глазах у сиксиков. Харка был уверен в превосходстве отца и не опасался за него, хотя Тачунка и был сильнейшим противником. Юноша даже снова видел себя обладателем двустволки. Но что-то тревожило его, когда он задумывался о вражде между Матотаупой и Тачункой Витко. Где-то в потаенных уголках мозга теплилось желание, чтобы Матотаупа не убивал уважаемого вождя дакота, чтобы сумел доказать ему свою невиновность. Не должны краснокожие вожди убивать друг друга. Над этим только посмеются уайтчичуны — белые.
Это были совершенно новые для него и очень смелые мысли, и Харка постарался их подавить в себе или по крайней мере спрятать подальше, скрыть ото всех, как орел прикрывает своего птенца крыльями, чтобы тот слишком рано не бросился в жизнь. Харка вспомнил все, что рассказывали ему в долгие зимние вечера отец и Хавандшита — жрец рода Медведицы — об истории индейцев. Когда жрец Хавандшита, которого теперь мальчик ненавидел, был еще молод, он по зову Текумзе — великого вождя, собиравшего всех краснокожих для борьбы с белыми, — пошел за ним. Потом Харка вспомнил Уинону, сестру, которая в это время в палатке у Лошадиного ручья, наверное, тоже завернулась в одеяло и засыпала. Возможно, и она думала о Харке и об отце. Как она будет рада, если однажды ночью появится Матотаупа и возьмет ее с собой!
Так ли это просто? В палатке живет Шешока, вторая мать Харки. Там живет Шонка, сын Шешоки, которого она привела с собой, там Унчида — мать Матотаупы. О ней Харка вспоминал с большой любовью и уважением. Но Матотаупа не говорил, что хочет взять свою мать, и это было больно Харке. О своем брате Харбстене он почему-то думал мало.
Харка слышал ровное дыхание людей: все, кроме него, спали. Он закрыл глаза, отбросил все думы и забылся в глубоком сне.
ЧЕРНАЯ БОРОДА
На следующее утро из поселка выехала группа всадников. Из-за двух вьючных лошадей они двигались сравнительно медленно, и прошло пять дней, прежде чем всадники достигли фактории. У Матотаупы и Харки именно на такой фактории произошли неприятные события, и они решили быть осторожными. Близнецы выехали вперед. Они брали здесь в аренду капканы и хотели сдать их.