«Как же я ее оставлю, если она грудная?» — уточнила я.
Он ответил: «Полагаю, никак».
— Папуша, возьми Виту и сходите наверх, поиграйте, пожалуйста. — Слова вежливые. Сухие.
— Нам нужно поговорить об Эле…
— Мама позвала на ужин, там обсудим Элю, — перебивает Максим по-доброму. — Сестра, выполни мою просьбу.
— Очевидно, что я хочу поговорить с тобой до ужина!
— Папуша, потом, — чуть нажимает он. — Дай мне поговорить с женой без свидетелей.
Я как-то сразу подбираюсь, размышляя, о ком пойдет речь. Опять Кирилл натворил дел?
Принимаю милый вид, будто Макс не перечеркнул вчера в очередной раз мою мечту и не веселился с друзьями, пока я с дочкой дома.
— Ты капец каким невозможным стал! Ману, даже папа таким никогда не был! Ну что ты за человек-то такой! — бурчит Папуша, наступая ему на пятки. — Не трогай жену, всю ночь где-то шлялся, явился с перегаром и претензией! Я тебе не позволю!
Максим же быстрым шагом вторгается в кухню. Сразу ко мне направляется, да так решительно, что я напрягаюсь всем телом, словно он мне физически что-то хочет сделать.
— Как спалось, милый? — невинно улыбаюсь.
Он абсолютно трезвый, в глазах ни намека на похмелье.
— Будешь завтракать? — Ни дать ни взять идеальная цыганская жена.
— Тебе пиздец, — отвечает он беззвучно. Чтобы дочь не разобрала.
Но по губам я считываю угрозу прекрасно. Волосы встают дыбом, такого еще не было.
В одной руке Макс держит Виту. В другой — книжку… Нет, это журнал. Он размахивается, я зажмуриваюсь… Журнал летит… нет, не мне в лицо. Падает на стол перед моим носом.
Медленно открываю глаза и смотрю на обложку. Пульс моментально разгоняется. Щеки печет жар. Поднимаю глаза на мужа — он непроницаем, лишь бледен. Я вновь смотрю на обложку.
Вита что-то болтает на своем, привлекая внимание отца.
Жан Рибу говорил, что устроит мне колонку. Что подсунет мои фотографии главреду.
На обложке написано: «Мне только восемнадцать, и я буду мамой! Русский бриллиант Аня Февраль о своем выборе».
А еще на ней я. На седьмом месяце беременности. И, если не считать пары прозрачных тряпочек — абсолютно голая.
Глава 7
— Если ты не прекратишь терроризировать жену, достойную мать твоей дочери, я… — Папуша замолкает на полуслове.
Мы втроем смотрим на журнал, после чего золовка забирает Виту и, склонив голову, послушно поднимается на второй этаж. Дочка хнычет, тянется к Максу, но Папуша непреклонна. Мое сердце разрывается за дочь, не выношу, когда она плачет, для меня это убийственно. Даже если я уверена, что у нее ничего не болит и это каприз.
Перевожу взгляд на обложку.
Вспышки перед глазами. Неужели это правда? Вижу себя и забываю дышать, в ушах гул. Пульс частит, аж пальцы покалывает. Если можно испытать сексуальное возбуждение от успеха, то это — оно самое. Жгучее, ошеломляющее. Незабываемое.
Вцепляюсь в журнал мертвой хваткой. Максим говорит что-то, а я вскакиваю на ноги и начинаю метаться по кухне. Открываю, листаю, жадно ищу свою статью. Вот она! Интервью, которое я дала помощнице Жана, на целую страницу! Оно на французском, ничего непонятно. А еще там фотографии! Эффектные, цепляющие. Еще более откровенные, нежели на обложке.
Помню, как застеснялась раздеваться при всем честном народе, но Жан объяснил, что только так мы зацепим аудиторию и что нужно быть смелой. Он прилетел ради меня и попросил довериться. Все три дня мы плотно работали в студии.
Жан не мог ждать и занимался ретушью прямо в самолете, через пару дней уже выслал несколько фотографий. Получила я их в ресторане, во время ужина с Максимом. Мы отмечали какой-то его успех на работе, Макс рассказывал, я делала вид, что понимаю.
Мы смеялись, когда позвонил курьер.
Максим тогда искренне удивился, а я решила, что он подшучивает надо мной. Сам организовал подарок и притворяется, будто не в курсе, что происходит. Он часто что-то дарил просто так, без повода. У меня… ничего же не было, угодить было несложно.
Когда в зал зашел курьер с букетом, Максим оперся на локти и посмотрел на меня внимательно. Взгляд его поменялся. Глаза цвета мокрой земли приобрели графитовый оттенок, их будто пеплом присыпали. А может, так показалось в необычном освещении?