Через секунду чувствую движение, потом еще. Шоколадка дошла по назначению? Дочка вытягивает ноги, и они врезаются под ребра. Это больно, но и одновременно радостно.
— Шевелится! — ликую я. — Реагирует на шоколадку.
— Фух! Она, видимо, готовится к рождению.
— Видимо, — шепчу я. Губы пересохли, тело ломит.
— Ну ты даешь, Аня! — ругается Папуша. — Я знаю, что девка ты жизнью не обласканная, но, будучи в родах, шататься по магазинам… это же надо!
— Боль была терпимой.
— Стальная ты.
Папуша находит мою руку и сжимает. Машина летит по улицам так быстро, как только позволяют утренние заторы.
Дорога занимает полчаса, все это время схватки идут одна за другой, по нарастающей. Мне так больно, что к концу пути получается только беспомощно хныкать. А когда машина останавливается, я понимаю, что идти не в состоянии.
Неимоверным усилием воли, и не без помощи Папуши, заставляю себя выйти на улицу. Опираюсь на капот тут же. Скручивает так, что глаза закатываются.
— Аня, надо идти. Аня, — торопит золовка.
— Сейчас. Сейчас, Папуша… — задыхаюсь я.
К нам кто-то подбегает. Решив, что это Семён с сумками, я оборачиваюсь, готовая опереться на охранника, но замираю. Даже боль будто стихает. Потому что передо мной стоит Максим, ненавижу тебя, Станиславович Одинцов.
Впервые его вижу. Впервые за прошедшие две недели.
Как всегда с иголочки, в дурацкой белоснежной рубашке и брюках, несмотря на жару. Клоун.
— Максим, слава богу! — восклицает Папуша.
— Я же попросила ему не звонить! — накидываюсь на нее в каком-то безграничном, опустошающем отчаянии.
— Меня набрал Семён, — перебивает Максим.
— Помоги ей, что ты, блин, стоишь!
Я закрываю глаза, проживая новую схватку.
— Иди сюда. Анют. Аня.
Меня обнимают. Держат крепко, так что наконец получается расслабиться. И я… обезумев от страха и боли, забываю все, что было в последние месяцы. Послушно обнимаю за шею.
— Вот так. Умничка. Идем.
Максим подхватывает на руки.
— Все будет хорошо. Эй. Малыш. Посмотри на меня.
Его глаза черные, как сырая земля. Любимые глаза. Он мой самый любимый человек. На целый миг мы снова будто оказываемся вдвоем во всем мире. И я так хочу ему верить! Так сильно! Обнимаю изо всех сил.
— Не знаю, — шепчу. — Макс, еще рано. Слишком рано для рождения.
Глава 2
— Почему ты сразу не поехала в роддом, как схватки начались? Врачи бы остановили роды.
— Мама, говорю же, я думала, это треники. — Хожу по палате. Нервничаю.
Дышу. Все, что могу, — это дышать.
— Ты себе представляешь, что это значит — растить больного ребенка?! Моего опыта тебе мало? Ума нет, угробила девочку! Какая из тебя мать?! Горе ты, а не мать! Бедный Максим!
Я сбрасываю звонок и откладываю мобильник. Мысли разбегаются. Почему, ну почему так рано? Я ведь анализы сдавала, на приеме была недавно — все шло хорошо, не считая положения малышки.
Мама перезванивает, она как никто умеет накрутить меня до дикой паники и сжигающего чувства вины. Уже что-то вычитала в интернете и решила сообщить последствия преждевременных родов. В тот момент, когда я во второй раз сбрасываю вызов, в палату заходят.
Вздрагиваю и как-то сразу понимаю, что это Максим. Стоит в больничной одежде и резиновых тапочках, а я в пол пялюсь. Не на него, ни в коем случае. Лишь краем глаза касаюсь. Чувствую присутствие, ощущаю вторжение, нарушение личных границ. В глаза смотреть необязательно, да и не получается. Физически не могу его видеть.
Пол-окно-тумбочка.
— Ну что? — Я хватаюсь за спинку кровати. — Где там анестезиолог?!
— Скоро освободится. — Его спокойный голос бьет наотмашь.
Не могу с Максимом находиться в одном помещении!
— Скоро?! Ты не видишь, что я умираю?
— Мне его за шкирку из операционной притащить?
— Притащи! Депутат ты или кто?! Сделай хоть что-нибудь! — Горько всхлипываю. — Прости, я за малышку переживаю. Почему я не поехала в больницу рано утром? Или вчера? Я просто… У меня треники давно уже, мне говорили, что я сразу узнаю, когда схватки будут настоящими. А я не узнала. — Зажмуриваюсь и реву от отчаяния.
Давай, добивай, муж любимый. У тебя это отлично получается.
Он, кажется, подходит. Чтобы убедиться, надо поднять глаза. Я потираю поясницу машинально, чтобы хоть как-то облегчить состояние.
Спустя вдох чувствую прикосновение к спине через больничную сорочку. К тому самому месту, что разминала.