Бесхитростный Степан допустил ошибку, решив, что после этого Жан и близко не подойдет к Эллочке. Увы, любовь портняшки оказалась сильнее комариных укусов. Более того, наш простой парень за хулиганство международного масштаба получил два года и убыл кормить гнус на красивые северные болота. А Эллочка - в вечный и прекрасный Париж.
- Ну за любовь! - смеемся мы с Танечкой. - Кому-то везет!..
Мне хорошо, пиво пьянит и такое впечатление, что я уже в Париже. Эх, Париж-Париж!
К сожалению, это продолжается недолго. Все портит Танечка. Она предлагает мчать в некий спортивный зал, находящийся у черта на куличках Марьино. Я удивляюсь: зачем? Танечка заговорщически подмигивает: там, в Марьино, у неё есть знакомые ребята, хорошие такие массажисты. "Массажисты" - она произносит таким скверным и вульгарным тоном, что даже я догадываюсь, о каком массаже идет речь.
- Нет, спасибо, - говорю. - Я не люблю "массаж".
- Ты что девочка? - удивляется подруга, признаваясь, что честь свою потеряла ещё в классе седьмом. - Ничего тогда не поняла, - смеется. Нажрались, попихались в подъезде, и больно не было.
- В подъезде?
- Ага. На последнем этаже. Ночью. Нормально. У мусоропровода. Там у нас культовое место. А чё?
Смотрю на подругу и понимаю, что по сравнению с ней я - святая. Мало того, что отгоняла мысли о подобных связях, так ещё решительно всего этого не хочу. Мне неинтересен "последний этаж" отношений...
- Ну ты, подруга, даешь, - говорит Танечка. - Ты где жила?
- У моря.
- Хорошо сохранилась, - качает головой. - Трудно тебе будет здесь.
- Почему?
- Тут моря нет.
"Я сама море", молчу.
Впрочем, хотя сейчас во мне безмятежность и покой, однако первые признаки надвигающей бури можно приметить опытным глазом. Я чувствую, что меня ждут большие волнения вплоть до девятибальных айвазовских штормов.
Я пока ещё не знаю, что по возвращению в столичную квартирку меня ждет странный неприятный телефонный звонок какого-то полубезумного ублюдка со странным дребезжащим голосом.
Я ещё верю, что мир вокруг меня красив. Как я сама.
2.
И снится мне странный и страшный сон: я иду по школьному сумрачному коридору - мне лет двенадцать. Я в чистенькой выглаженной форме, в белых гетрах, на голове огромный бант, похожий на легкомысленную глупую бабочку. Я получила "пять" по химии и чувствую себя прекрасно, и даже счастливо. Я так старалась учить этот трудный предмет, чтобы не огорчать маму... Учитель химии был строг и справедлив, за это его никто не любил. Он ходил по школе один и во время обеда украдкой ел бутерброды с "докторской" колбасой. Был нескладным, с печальными глазами побитой лошадки. Ходил в стоптанных туфлях, в мешковатых брюках с пузырями на коленях.
Мои подружки шептались, что его бросила красивая жена, убежав с моряком, ходившим в загранплавание. Он мне нравился, учитель химии, мне было его жалко, мне хотелось, чтобы он не ел украдкой бутерброды и не смотрел на мир так грустно.
И тут я вспоминаю, что забыла ранец. Так обрадовалась, что получила наконец "отлично", что забыла все на свете. Не беда! Вприпрыжку возвращаюсь в кабинет химии, где осталась Верка Солодко, которая училась плохо и педагог оставил её на дополнительные занятия.
Дверь приоткрыта - я заглядываю в кабинет и удивляюсь: никого? Странно: когда уходила, Верка сидела за партой, а учитель ходил у школьной доски. Ах да, наверное, они ушли в лабораторию, находящуюся тут же, за мутно-стеклянной перегородкой.
Не знаю, но что-то заставляет меня встать на цыпочки и тихо пройтись к этой перегородке. Сначала слышу тихий звон стекла, догадываясь, что учитель колдует с пробирками, потом слышу сдавленный стон и не понимаю, кто его издает, наконец до меня доносится отчетливый и спокойный голос преподавателя:
- Я ведь предупреждал, что у меня учиться надо прилежно. Маша имеет отличные знания и теперь идет на море купаться. Ты тоже будешь купаться, но в кислоте. Прости, Вера, за все надо платить. Не бойся, умирать не страшно, страшно жить. Моя жена тоже плохо учила химию и мне пришлось её наказать. От неё ничего не осталось, даже зубов. У неё были золотые зубы, рассмеялся, - и от них тоже ничего не осталось, представляешь? Серная кислота самое действенное средство против таких, как вы... Не волнуйся, Маша тоже когда-нибудь провинится и будет плавать в кислоте. Нет идеальных людей - есть идеальная кислота. Ну-с, готово!..
Не чувствуя себя от ужаса и страха, заглядываю за перегородку и вижу: на столе лежит нагая Верка Солодко. Ее поростковое посеревшее тело опутано клейкой лентой, болтливый рот залеплен розоватым пластырем. В глазах животная жуть. Она из последних сил пытается вырваться на свободу - тщетно. Над ней склонился учитель химии - он в медицинском белом халате. В левой руке держит бутерброд, в правой - кухонный резак.
- Прости, Вера, - говорит он. - Емкость мала. Была бы большая - не рубил бы такое прекрасное и такое молодое тело. - Я вижу под столом ведро из стекла, в котором кашится страшная жидкость. - А вот для Маши приготовлю ванну. Она отличница и заслужила более доброго отношения. - И поднимает руку с рекзаком над своей головой.
И я кричу - и мой исступленный крик заставляет учителя химии оглянуться, и я вижу вместо лица - новогоднюю маску зайца с упитанными киноварными щеками.
- Ай-яя-яя, - говорит педагог. - Нехорошо подсматривать, Маша, но коль такое случилось, смотри... - И опусакает резак вниз с такой силой, что алые капли чужой крови окропляют мое лицо и прожигают его, как кислота...
О Боже! Откуда появляются такие кошмары?! Прочь! Прочь! Отгоняю дурное наваждение. Много волнений и новая обстановка - причина подобных ужасов. Только в этом! Надо успокоиться и все забыть! На самом деле, все прекрасно. За окном - солнце, облака, деревья. Впереди у меня - целая жизнь! Я смогу исполнить свою детскую мечту. У меня все получилось, черт подери! И это только начало - начало моих побед!..
Кто из нас не любит побеждать? Я, видимо, победительница по состоянию души. Если возникают признаки неудачи, то это лишь меня заводит. То есть через борьбу укрепляюсь, как прочнеет цемент от воды. Этого не знал тот, кто решил поиграть со мной в некую свою игру - дурную и грязную.