- Нет, - передернула плечом.
- Можно и учиться, и трудиться, - назидательно говорил дядя, выполняя, очевидно, установку младшей сестры, то есть моей мамы.
Провожая меня, та наставляла, чтобы я не сидела на шеи у семьи брата, а пыталась поступить в какой-нибудь институт, чтобы жить в общежитии и содержать себя на стипендию.
- Хорошо, мама, - смиренно отвечала я, зная, что спорить с ней нет никакого смысла.
Мама жила иллюзиями, уверенная, что на студенческую стипендию можно прожить безбедно, месяц жуя бананы и кокосы.
- Мы тебе будем помогать, - предупредила все-таки. - В границах наших возможностей.
- А границы наших возможностей, - выступил папа, - будут безграничны, как море.
- Витя, - строго взглянула мама на отца. - Будь сдержан в своих чувствах. Сам видишь, что случается, когда человек плохо контролирует свои эмоции.
Мама была уверена, что ЧП в баре "Факел" произошло только потому, что я повела себя неправильно. Во-первых, пошла с незнакомцем пить шампанское, во-вторых, плеснула игристый напиток тому в лицо, в-третьих, провела боевой прием...
- И правильно сделала, - кипятился отец. - Я его вообще убил бы, козла!
- А расплачиваемся мы все, - на это ответила мама. - И попрошу не выражаться в моем присутствии.
Такая была она, моя мама и младшая сестра Олега Павловича. Строгая, правильная и при этом простодушная, как ребенок. Все-таки за отцом она была, как за каменной стеной, и это накладывало свой отпечаток и на её характер, и на её общее миропонимание. Отец приспособился к ней, как бывалый моряк к непостоянству моря, и вел свою дипломатическую политику. Например, уже прощаясь в вагоне, успел передать мне конверт, сказав, что "это" есть мои подъемные: тысяча долларов.
- Спасибо, па, - сказала я. - Буду пай-девочкой.
- Будь собой, - не без пафоса посоветовал отец.
"Быть собой" - хорошее пожелание, что там говорить. И я буду собой - в этом у меня нет никаких сомнений. Как учит тэквондо: побеждает не тот, кто силен телом, а тот, кто силен духом. Такая вот банальная истина, о которой многие забывают, наращивая мускулатуру с помощью анаболиков. Глупцы! Декоративные бицепсы на бездуховном скелете, подобны высыхающему дереву с мертвой листвой.
"Быть собой"? Наверное, это трудно в мире, где все продается и покупается. Где каждый человек, как и вещь, имеет свою цену. Я тоже имею цену. Только вот какую?
Однажды мама в целях педагогических заставила меня работать секретаршей в коммерческой компании по продаже рыбы.
Было лето, и мама не хотела, чтобы я била три месяца баклуши. Ты взрослая девочка и должна знать, как зарабатывается трудовая копейка. И устроила меня, повторю, в компанию по продаже рыбы "ЛГ Фишер Груп". Глава компании господин Фишер Роберт Робертович ходил в маминых приятелях и с радостью взял меня на временную работенку.
- Мария, я очень рад, - галантно целовал мою руку, - что вы будете трудиться под моим руководством, - и кроил многозначительные смешные мордочки. - Виктория Павловна, - обращался к моей маме, - не волнуйтесь. Маша будет под нашей защитой, как рыбка под зонтиком.
- Вы с ней построже, Роберт Робертович, - требовала мама, - построже.
- Непременно-с! - рафинадился вовсю директор компании.
Было ему, жилистому и крепкому, лет сорок; по утрам он любил бегать по берегу моря. Но все равно казался мне старым осетром. Это впечатление усиливалось ещё оттого, что при ходьбе Роберт Робертович чуть горбился, жевал мысли мокрыми губами и смотрел часто на меня задумчивым взглядом.
Нет, это был не похотливый взгляд, это был взгляд человека вдруг осознавшего, что жизнь его прошла - и прошла бездарно. Торговать проклятой рыбой, заработать на ней миллионы и... не иметь возможности купить шестнадцатилетнюю красотку. Хотя деликатная попытка "купить" меня была однажды предпринята.
- Машенька, не хотите ли вы поехать в Германию? - вопросил господин Фишер. - На родину моих предков.
Я вопросительно взглянула на него, как резкая чайка на мертвую рыбу в нездоровых волнах.
- Исключительно деловая поездка, Машенька, - поспешил с разъяснениями. - Мы заключаем очень важный договор с немецкими поставщиками из Франкфурта-на-Майне. И ваша красота, Машенька... Вся Германия падет к вашим ногам, Машенька, - переводил все в шутку. - Впрочем, боюсь, бюргеры не смогут по достоинству оценить нашу российскую красу. - И нервной улыбкой походил на рыбу, выброшенную на палящий берег. - А вот где бы вы, Маша, хотели сами побывать?
- В Париже, - буркнула я, вспоминая детство и в нем сапожника дядю Сеню.
- Недурственно-недурственно, - хихикал Роберт Робертович. - Будем над этим вопросом, так сказать, работать.
Понятно, что на этом наш производственно-фишерный флер закончился. Когда на мужчину смотрят, как на мертвую рыбу, то не всякий выдержит подобного испытания. Не выдержал и "немец" Фишер, который, кстати, мог прикупить по дешевке местных смуглолицых молоденьких тел сколько хочешь. Но почему-то не опускался до этого, считая, видимо, ниже своего аристократического достоинства иметь дело с теми, кто падал в камни при любом платежеспособном клиенте.
Впрочем, была недовольна и я - работой. Не понимала, что это за профессия такая: принять факс, отправить факс, подать документы на подпись руководителю, обязательно быть в модных туфельках на высоком каблуке и желательно открывать коленки, чувствуя, как постепенно атрофируются мозги.
И была счастлива, когда эта "рыбная" м`ука для меня закончилась. Роберт Робертович попрощался со мной шуткой:
- В Париж, Машенька, в следующей нашей жизни.
- Непременно-с, - шутила и я.
- А, может, и в этой? - проговорил со значением. - Жизнь - она долгая... вечная...
- Может, и в этой, - легкомысленно отмахнулась я.
Получив свои честные две сотни долларов, поехала на электричке в Сочи, где прошлась по магазинам, как дикие варвары по Германии.