— Сто двадцать семь ударов в минуту, это хороший пульс для данного срока. Поздравляю. Фотографию будем делать?
Через десять минут я сижу в кабинете гинеколога, сжимаю в руке заключение УЗИ и две фотографии. Врач — на этот раз, к счастью, женщина, причем милая и участливая, — задает кучу вопросов. В жизни никто так моим телом и самочувствием не интересовался, как она.
Спрашивает, замужем ли, планирую ли выходить. Я проникаюсь беседой и сообщаю как есть: не замужем и не зовут. Увидев год рождения, она вдруг начинает суетиться и пулей вылетает из кабинета. Возвращается с еще одной женщиной, которая представляется психологом. Они плотно закрывают дверь и… расспрашивают о Максиме.
— Этот мужчина в коридоре — отец ребенка? — задают осторожный вопрос.
Взгляды при этом внимательные. В них нет осуждения, лишь обеспокоенность, и я робею.
Щеки пылают. Сжимаю ноги и отвожу глаза в сторону.
— Это друг, — поясняю. — И мне есть восемнадцать в любом случае.
— А на момент зачатия было? — Врач вскакивает из-за стола.
— Было.
— Сейчас еще раз посчитаю. Может, не туда посмотрела…
В этот момент раздается стук в дверь и на пороге появляется Максим. Я смотрю на него испуганно, словно меня застукали за тем, что ябедничаю.
— Что-то не так? — спрашивает он. — Аня?
Пожимаю плечами.
Врач ему показывает пальцами «чуть-чуть»:
— Вот столько бы еще, и я бы вызвала полицию. Ане в этом году восемнадцать исполнилось, — заключает она.
Пялюсь на нее, опешив. Не ожидала такой подставы!
— Я знаю, сколько лет девушке, — в своей привычной, спокойной, чуть снисходительной манере произносит Максим, что, судя по реакции, бесит врача ужасно. — Почему вас здесь двое, мне стоит волноваться о девушке или ребенке?
— Я здорова, — быстро говорю.
— Вы кем приходитесь Ане Февраль, раз волнуетесь? — Психолог встает с места.
— Идет прием, можно попросить вас выйти? — вторит ей врач.
Максим чуть прищуривается, но просьбу выполняет. Дальше женщины пытаются в душу залезть, я им ничего не рассказываю, разумеется. Да и как таким поделишься? Трахнули на яхте на мальчишнике, и вот пожалуйста.
Оглядываюсь на дверь, вновь смотрю на них.
— Милая, тебе только-только восемнадцать исполнилось, взрослый мужчина, позарившийся на такую юную девочку… — Они переглядываются, будто мысленно завершая фразу.
— Он выглядит старше, — спорю я. — Ему тридцать один только.
— Это он тебе сказал?
— Нет, я видела в интернете.
— Кто он? Бизнесмен? Аня, Анечка, ты можешь ничего не говорить, просто кивни, если боишься его или если тебе нужна какая-то помощь. — И пялятся обе в упор.
Едва не киваю машинально от такого внимания. Боюсь ли я его? Конечно да! Я всех боюсь и никому не доверяю. И этим двум дамам уж точно не особо.
— Он сказал, что аборта не будет, — быстро говорю. — Я буду рожать. Выпишите мне витамины, пожалуйста, и я пойду.
— А сама ты чего хочешь, милая? Женщина вправе сама распоряжаться своим телом.
Молчу. Я хочу в Париж, но и о слоненке переживаю.
— Мама знает о твоем положении?
— Нет. Ей нельзя говорить, она… не поймет. Мы… небогато живем, она много работает. Я ей… деньги отсылаю.
— Ты учишься где-нибудь? Работаешь? При твоем росте у тебя острый недостаток веса.
— Я хотела стать моделью, в июне меня пригласили в столицу на съемки.
Врач и психолог снова переглядываются.
Я ощущаю раздражение. Да что у меня за язык-то такой! Что ни скажу, все не в тему.
Они качают головами, языками цокают, задают новые и новые вопросы. Спустя время я понимаю, что завуалированно интересуются: не изнасиловали ли меня, хотела ли я того секса и что чувствовала потом.
— Он ни о чем не узнает, — говорит врач. — Какое бы ты решение ни приняла, он ни о чем не узнает, я даю тебе слово.
Глава 20
С психологом наедине мы разговариваем долго, причем на самые разные темы, в том числе не относящиеся к беременности. Даже о Кире. Отвечаю я неохотно, зачастую вопросы повисают в воздухе и медленно растворяются в тишине, пока я смотрю в одну точку. Когда разговор вновь заходит о модельной карьере, не выдерживаю и немного реву. Наверное, мне хотелось этого — оплакать встречу с Жаном Рибу, его похвалу и искреннее восхищение.