Внутри все замирает и… умирает от ужаса, но я, как привороженная, стою смирно и позволяю себя разглядывать. Руки немеют, их ощутимо колет. Он что там, блин, колдует, цыган этот?
Максим чуть склоняет голову набок, а я наконец делаю вдох. Запыхавшись, взмахиваю руками. Гордо разворачиваюсь и сломя голову лечу к лестнице.
Он, конечно, герой, это бесспорно, но… человек властный, а власть — развращает. Он даже не расстроился, что утопил телефон, ему… все равно. Другой купит. И полагаю, не в кредит.
На моем же садится батарея, а на зарядку поставить некуда.
***
Пока расставляю на подносе вазочки со снеками, гадаю, смотрел ли Максим мне вслед. И если да — то зачем? Между лопатками горит. Я бы с удовольствием осталась в трюме, но работа есть работа — беру себя в руки и возвращаюсь обратно.
Больше просто не буду смотреть в его сторону. Неловкая ситуация получилась: он принял меня за эскортницу, я нагрубила. В общем, один — один, мы вроде как квиты.
Чтобы добраться до цели, нужно миновать один темный неширокий коридор. Наша каморка для персонала в одну сторону, лестница — в другую.
Сжимаю поднос с чипсами, орешками и оливками и спешу к выходу, но в самой узкой части резко останавливаюсь, чтобы не врезаться в идущего навстречу высокого мужчину.
Он же почему-то прет как танк прямо на меня. Пьяный?
Испугавшись, прижимаюсь к стене, чтобы пропустить его, но он будто специально задевает поднос, который я стараюсь удержать. Тщетно! Стаканы опрокидываются, снеки валятся на пол.
— Извините, пожалуйста! — бормочу, стараясь скрыть недовольство. — Проходите, я все уберу.
— Это вы извините, не заметил вас в тени, задумался. Я помогу.
К удивлению, осознаю, что это гость. Что он делает в этой части яхты? Пожимаю плечами и приседаю, сгребая снеки на поднос.
Мужчина тоже приседает.
— Я все уберу, вы что. Вы не обязаны, — тараторю.
— Осторожно, малышка, — улыбается он и кладет руки на мою талию.
Вроде как чтобы удержать, хотя я не падала.
— Все в порядке, — быстро отвечаю, отстраняясь.
Казалось бы, все хорошо, он действительно помогает, но на душе как-то некомфортно. Кожей чувствую, что-то не так. Все это время мужчина едва заметно касается меня, то руки, то ноги, отчего я начинаю нервничать.
Сглатываю.
— Такая сложная работа для такой юной крошки, — произносит он как будто по-доброму. Мило улыбается.
Довольно молодой мужчина, подтянутый, вроде бы… веселый.
— Я справляюсь, спасибо.
— Слышал, что вам разрешают отдыхать, если гости настаивают. Подходите ко мне, я буду рад поболтать. Угощу шампанским. Вы такое не пили, наверное, никогда. Обалденное.
— Спасибо большое. Но нам и правда нельзя.
Сдуваю выбившуюся прядь с лица. Он смотрит на мои брекеты, и я перестаю улыбаться.
— Да бросьте.
— Нет, серьезно.
— Меня зовут Лев Васильевич. Можно просто Лёва.
— Очень приятно.
Собрав все крупное, я быстро поднимаюсь. Он снова меня поддерживает без необходимости.
— А вас? А-ня, — отвечает на свой же вопрос, прочитав на бейдже. — Аня, Анечка, Анюта. Какое нежное имя.
— Надо идти, наверху ждут снеки.
— Мое предложение в силе.
— Спасибо.
В этот момент, слава богу, дверь открывается и по коридору торопливо идет Вероника. Я устремляюсь за ней.
— Анечка!
Оборачиваюсь.
— А принеси-ка мне салат.
— Ужин будет через час.
— Я голоден. С морепродуктами.
— Конечно.
— Я буду в своей каюте.
Округляю глаза и киваю.
Мужчина вновь окликает:
— Аня! — И, когда я оглядываюсь, добавляет: — Номер семь.
Глава 4
Какой длинный вечер, а еще ночь впереди.
К семи часам только начало темнеть, а я уже вся издергалась! Лев Васильевич вроде бы хороший, добрый человек, и, наверное, я поступила некрасиво, наябедничав Стасу, — босс отнес салат лично. Мне показалось, так будет правильно. Идти к кому-то в каюту… неприлично, что ли?
Лев Васильевич, видимо, другого мнения. Он почему-то обиделся.
Как ни подниму глаза — палит. А еще открывает рот, чтобы сказать что-то, будто подозвать к себе собирается, но я отворачиваюсь и активно занимаюсь работой. В чем-чем, а в ней недостатка нет.
Внимание становится навязчивым. На яхте много мужчин, но всем им до официанток нет никакого дела, мы — тени, обслуживающий персонал. Этот же Лев Васильевич… он какой-то другой. И чем больше времени проходит, тем острее я это чувствую.