Что ж, сюрприз приятный! Будет здорово увидеться и сегодня тоже.
Едва дождавшись, как Семен остановит машину, я выбегаю на улицу. Собаки не встречают, это странно, обычно они тут как тут в попытке зализать до смерти, но времени в обрез, поэтому забегаю в дом.
— Максим! Ба-Ружа! — кричу я, разуваясь и проносясь в кухню.
В ответ тишина.
А вот и телефон — преспокойно лежит на столе, где я его и оставила.
Так тихо дома, да где же все? Я собираюсь подняться на второй этаж, как слышу приглушенные голоса. Доносятся с террасы, на которую выходят окна. Летом в доме открыта задняя дверь, сейчас же слишком холодно для летней беседки.
Я подхожу к приоткрытому окну и слышу голос Ба-Ружи. Улыбаюсь. Она тараторит что-то на цыганском да так быстро, что я невольно задерживаюсь, чтобы послушать незнакомый язык. При мне Ба-Ружа говорит на цыганском крайне редко, только если ругается на Папушу или Евгению Рустамовну.
— Ну какая ты старая? — отвечает ей Максим. — Тем более я тебя не в тайгу отправляю, а в курортный город. Там тепло, ба. Ты ведь любишь, когда тепло.
Она снова говорит ему на цыганском.
— С Папушей я еще не говорил, но догадываюсь, она не сможет надолго оставить салон. Ба, хотя бы месяца на три, как раз к весне вернетесь.
Она говорит ему, он перебивает со смешком:
— Не понимаю эту фразу.
— Не понимает он, когда бабушка ругается! — фыркает Ба-Ружа, переходя на русский. — Что изменят три месяца, Ману? Ничего они в твоей жизни не изменят, ты морочишь мне голову. Мне и невесте своей.
Понимая, что речь обо мне, подхожу ближе к окну.
— Время ничего не меняет, меняют действия.
— Сослать жену в отпуск на всю зиму — это плохое действие. Дай-ка бабушке еще сигарету.
Чиркает зажигалка.
— Люди мыслят эмоциями, Ба. Кто управляет чужими эмоциями, тот становится лидером. Кто меня учил?
— Я тебя учила другому. Применять знания нужно на чужих.
— Ну не могу я. Не могу физически с ней, ну что тут сделаешь? — в его голосе чуть ли не впервые за последние недели прорезается сильная эмоция.
Ошарашенная, я присаживаюсь на корточки, потому что стоять больше не получается.
— Ману, девочка тебя любит, надышаться не может. Родит тебе много здоровых деточек. Я вижу это по картам и по ее глазам.
— Она меня не любит.
— Еще как любит.
— Она очарована.
— Влюблена.
— Она меня не знает.
— А Лада знала? Олеся твоя знала?
— Я очень скучаю по Олесе, — он усмехается. — Ты себе даже не представляешь как.
Вздрагиваю всем телом. Дальше шум! И я догадываюсь, что Ба-Ружа бьет его изо всех сил какой-то тряпкой. В этот момент только осознаю, что плачу. Слезы капают на платье, на руки.
— Довольно уже, — смеется он беззлобно. — Сдаюсь.
— Подонок какой, а?
— Ты бы знала, как сложно притворяться для всех. Вообще для всех. Я только тебе говорю это.
— Нашел священника!
— Священникам я не доверяю такие личные вещи. Было проще, пока Олеся верила, что надоела мне. Но Жора, лошара, рассказал своей Маше, а та… Олеся на днях приезжала ко мне домой сказать, что понимает и готова перетерпеть этот брак, раз так нужно. Кто бы мог подумать, что она поймет. Ба, вот скажи мне, разве женщины способы понять и терпеть рождение детей на стороне?
— Ну ты же понимал в свое время. Чем женщины умнее? Такие же больные на голову. Старый закон велит — как возраст наступает, берешь в жены чистую девочку и живешь с ней. Я тебе рассказывала.
— Ее за меня не отдали.
— Потому что дура, тьфу, эта девка Лала. Курица безмозглая. А Боженька всё видит! Видит, какой ты хороший у Ба-Ружи вырос, послал тебе другую девочку. А ты что творишь? На Кипр ее в ссылку?
— Не прав твой старый закон. Не о чем мне с ней разговаривать, понимаешь? Она для меня дите, как Элька. Конфеты ей покупать и на мультики водить. Этот взгляд щенячий… — вздыхает, — я понимаю, что хорошая девка, пытаюсь, а не могу. Тошно мне с ней всё время, ну как тебе объяснить? Если я ее здесь оставлю, родители не поймут. Как с ней вместе жить я не могу представить. Ба. Хотя бы три месяца мне дай еще?
— Что она, за три месяца вырастет, что ли? — усмехается.
— Я вину перед ней чувствую.
— И что? С глаз долой и совесть, думаешь, успокоится? Не работает это так, Ману. Если правда хочешь загладить вину, бросай Кале. Бросай! Какой тебе знак еще нужен? Ребенка твоего чуть не убили, а ты все туда лезешь, всё рвешься. Не можешь жить спокойно, пока в Кале эта Лала. Если она переедет, другой район будешь вычищать от гнилья? Так, глядишь, всю столицу перестроишь!