Майя Трефилова
Топчущая прах
«Тот, кто топчет бурую глину,
Будет смешан с прахом презренным.
Красоты же небесной создание
Воспарит над земною твердью».
Слова неизвестного мудреца помогали сдерживать слёзы. Мужества Айминь (1) хватило бы на всех мужчин царства, но сказать о своём детстве она могла лишь два слова: «Боль. Ужас». И того от неё никто не слышал.
К юной Айминь посватался князь. Вся его свита восхитилась крошечной стопой меньше двух цуней (2), походкой, напоминавшей покачивание тростника, и покоем, что застыл на лице красавицы. Всё, что видимо взгляду, оценили гости, а родители поспешили добавить, что добродетельнее дочери не сыскать на свете. Вскоре все подданные князя в этом убедились.
Стоило резному паланкину княгини появиться на улице, как стекались к Айминь толпы нищих и больных, просили милостыню и о милости, и никогда не было отказа. Айминь брала под опеку девушек без приданого, выдавала замуж и запрещала обижать. Сложнее было помочь тем, чья нога не была безупречна на утончённый вкус мужчин. Айминь хорошо знала цену «красоты» и, если девушка не находила жениха, принимала к себе в услужение.
Но не засыпать все беды деньгами. Золота в недрах земных не хватит, чтобы бедность, а, главное, жестокость искоренить.
Нашёлся и у прекрасной Айминь изъян: не могла она родить дитя. Пустоцвет. Уцепились за это все её недоброжелатели и день за днём убеждали князя взять вторую жену и наложниц побольше, чтобы крепкое потомство обеспечить. Долго князь противился, да по возрасту ему положено было иметь наследников, а среди шептунов и мать родная затесалась. Родителям не откажешь. Посватался князь к Синьхуа (3), девице редкой красоты, но уступавшей Айминь, как луна уступает солнцу.
Везли Синьхуа к княжескому замку в паланкине, и народ хлынул на улицы, надеясь сыскать милость госпожи, но она смотрела на подданных со злобой, в протянутые руки плевала.
– Девиц, топчущих прах, запереть по домам, чтобы видом презренным не терзали мои глаза, – велела Синьхуа княжьим слугам, а те застыли: отвыкли от резкого тона.
С печалью смотрела на избранницу супруга Айминь. Посерел замок, словно тень его накрыла, и на сотню лет постарели молодые деревья.
Вскоре родила Синьхуа мальчика и в полноте власть свою ощутила.
– И ты, пустоцветная, пыль поднимаешь, лотосы золотые (4) мараешь в грязи, – произнесла Синьхуа, увидев среди цветущих вишен отдыхающую Айминь, – тем походишь на девку с обезьяньей ногой (5).
Айминь не ответила, даже не обернулась.
– Скройся в самых тёмных покоях, чтобы князь позабыл о тебе. Ты богатства его не множишь, а раздаёшь, – продолжила Синьхуа.
Всё птицы замолкли в саду, и ветер стих, не расстилая больше ковёр лепестков у ног Айминь.
– Бить тебя палками, чтобы дерзость позабыла, – вдруг раздался чей-то голос.
Князь сидел у пруда за ивой, и по невнимательности Синьхуа не заметила супруга. Задрожали слуги, которые на плечах держали паланкин, и с криком рухнула госпожа. Никто не протянул ей рук – в них она плевала. Лишь Айминь приблизилась неслышно и склонилась над Синьхуа. Хотела та нагрубить, но гнев перекрыло изумление: не было злобы на лице Айминь.
– Не бей мать своего сына, – сказала она князю, – мне не обидны её слова.
– А как продолжит дерзить? – удивился он. – Зря ты её жалеешь, сочтёт тебя слабой.
– Милосердие – не слабость.
Синьхуа коснулась ладони Айминь и ощутила её тепло. И воротились слуги, помогли подняться.
***
В ту пору по стране прошёл слух о колдунье, что лечит любую хворь. Искали её страждущие по всем горам и долам, да не находили. Толковали, будто является колдунья лишь тем, кто исцеленье своё обратит во благо всех людей.
Показалась она княжьим слугам, едва те объявили, что пришли ради добродетельной Айминь.
– Что ж, привозите свою госпожу, – ответила колдунья. – Буду ждать её у высокогорного озера, что прозрачнее слезы. Девушек с собой возьмите, чтоб госпоже помогали, а мужчины пусть ожидают внизу.
Так и сделали. По велению колдуньи Айминь уколола палец, и капля крови упала в зелье, что закипало на огне. Перемешав свое варево сушеной фазаньей лапой, колдунья вылила его в озеро.
– Теперь, – сказала она. – Распусти волосы и, не оставив на себе никакой одежды, окунись. Обувь тоже сними и бинты размотай. Вода всё тело должна омыть.
– Ах, госпожа сделается свиньёй! (6) – выдохнула одна из девушек, но колдунья грозно взглянула на неё.
С ужасом на омертвевшие стопы взирала Айминь. Каждый раз она закрывала глаза, когда приходило время менять повязки, но теперь не могла. Под руки завели её в воду, и Айминь нырнула.
Боль, терзавшая её тело с детства, ушла. Мир стал ярким, огромным и громким. Пробудились притуплённые страданием чувства. С удивлением осматривалась Айминь и выходить на берег не спешила, хотя вода была холодна. Округлились глаза служанок.