Наступила полночь. «Дартер» шла со скоростью 17 узлов. В течение последних 30 часов она не имела удобного случая определить свое место, а район, через который она проходила, был одним из самых опасных. В течение столетий он обозначался на картах как «опасный для плавания район», и причина этого вполне понятна. На сотнях рифов и мелей в этой части Южно-Китайского моря нашло гибель множество судов.
В 00.05 «Дартер» наскочила на риф Бомбей.
Японский эскадренный миноносец находился всего лишь в 85 кабельтовых и быстро приближался. Отлично понимая, что с мели он не сможет сняться даже при наибольшем приливе, Мак-Клинток отдал команду артиллерийскому расчету занять место у орудия и одновременно приказал сжечь документы и уничтожить прибор управления торпедной стрельбой. На всякий случай он сообщил «Дейс» о своем положении. Дистанция до эскадренного миноносца сократилась до 80 кабельтовых, а затем начала увеличиваться. Вздохнув с облегчением, люди принялись выбрасывать за борт все, что возможно, чтобы облегчить лодку. В 01.40 к рифу подошла «Дейс». Дождавшись прилива, она попробовала снять с мели крепко засевшую «Дартер», но безуспешно.
«Дартер» была обречена. Она взгромоздилась на верхушку рифа, словно маяк, и для ее спасения понадобились бы недели работы с использованием землечерпалок и мощных буксиров. «Дейс» сняла с нее экипаж, в отсеки были заложены подрывные заряды, и в 04.35 командир покинул «Дартер». Мак-Клинток рассчитывал, что от взрыва подрывных зарядов сдетонируют зарядные отделения торпед и лодка будет уничтожена, но этого не произошло. Тогда Кладжет попытался торпедировать ее. Когда и эта затея не удалась, так как торпеды взрывались при ударе о риф, не доходя до цели, к пушкам «Дейс» встали комендоры и выпустили в свою бывшую напарницу 30 102-мм снарядов. В этот момент «Дейс», лежавшую в дрейфе с 25 членами экипажа на палубе, настиг японский самолет. У люка подводной лодки началась невообразимая свалка, но летчик, очевидно, не разобравшись в обстановке, сбросил бомбы на «Дартер». «Дейс» потратила целый день, пытаясь уничтожить «Дартер» подрывными зарядами, но в конце концов была вынуждена отказаться от этого и направилась в базу.
Сведения, переданные подводными лодками командованию 7-го флота, который находился в заливе Лейте, позволили определить состав сил, брошенных противником против нас. Наше командование успело предпринять необходимые контрмеры, в результате чего японский императорский флот потерпел катастрофическое поражение. Эти сведения были дополнены донесением подводной лодки «Сидрэгон», которая 21 октября обнаружила у южной оконечности Формозы авианосец, два тяжелых крейсера и шесть эскадренных миноносцев, следовавших на юг.
Бои между надводными силами, происшедшие один за другим и известные ныне как «Бои за залив Лейте», имели место 24, 25 и 26 октября. Подводные лодки оставили район, позднее получивший название Филиппинского моря, и отошли на север вплоть до «линии безопасности», которая тянулась от Сайпана до пролива Лусон. Это было сделано для того, чтобы обеспечить 3-му флоту свободу действий в случае появления подводных лодок противника. Пока развивались три самостоятельных морских боя — в проливе Суригао, у острова Самар и у мыса Энганьо, — мы держали на «линии безопасности» две «волчьи стаи», чтобы преградить путь кораблям противника, который мог отступить на север. Кроме того, завеса подводных лодок была развернута между Формозой и Лусоном на случай, если бы японцы вздумали удирать в этом направлении.
«Волчья стая» капитана 3 ранга Роуча, состоявшая из подводных лодок «Хэддок», «Хэлибат» и «Тьюна», и стая капитана 3 ранга Клари — «Пинтадо», «Джэллао» и «Этьюл» — находились так близко от места боя, который самолеты Митчера вели с японским оперативным соединением у мыса Энганьо, что слышали взрывы бомб и время от времени видели вспышки пламени. Наших парней прямо-таки бесило это «ожидание у моря погоды». Поэтому я с разрешения адмирала Нимица запросил у Митчера, не можем ли мы принять участие в боевых действиях. Митчер, который всегда был хорошим другом подводников, в ответ радировал: «Живее ко мне!» Однако эфир был настолько переполнен всевозможными срочными радиограммами, что, к своему величайшему сожалению, мы получили ответ Митчера лишь через несколько часов, когда благоприятная возможность была упущена.