Джек возил меня по этим своим огромным владениям, все время напоминал, что сейчас они не английские, а кенийские и сам он находится на государственной службе, и потрепанный его «шевроле», покрашенный когда-то под полосатого зверя, намотал уже километров триста — не меньше.
Поразил меня Джек и красотой своих владений, а еще больше своими вопросами.
— А Москва — это что? — спросил он.
И я долго объяснял ему, что такое Москва.
— О, Россию знаю! — наконец понял он и очень обрадовался.
Потом пошли такие вопросы:
— Что такое зима и снег?
— Сколько в России получают денег такие люди, как я?
— Как русские всех победили?
И еще сотни подобных вопросов.
Но вот:
— Есть ли в России животные?
На все вопросы я отвечал обстоятельно, но последний меня смутил, и я начал перечислять все, что пришло на ум: медведи, волки, бобры, верблюды, тюлени… И еще что-то.
— А жирафы? — спросил Джек.
Тут я обрадовался и вспомнил все наши зоопарки, где видел жирафов, даже неуютный ленинградский, и похвалился, что уж кого-кого, а жирафов я знаю, и не только по нашим зоопаркам, а по тем же африканским путешествиям: видел их и в Уганде, и в Сомали, и Танзании, и тут, у них — в Кении.
— Мою миссис Хайти вы не знаете, — сказал Джек. — По-английски это прозвучало так: — Ю доунт ноу май миссис Хайти.
— Кто это, миссис Хайти? Жираф? Свой? — спросил я.
— Не он, а она, — поправил меня Джек. — Я же сказал вам: миссис Хайти. Я, конечно, хотел бы вас познакомить. Только она, боюсь, не придет. Не обижайтесь…
— Ее так зовут — Хайти? Высота?
— А как же иначе! Только не Высота, а ласково — Высотка! Да, конечно, Хайти — по-английски Высотка!
«Шевроле» Джека еще немало поколесило по асфальтированным дорогам и песчаным дорожкам заповедника, прежде чем мы переехали по мосту речку, проехали вдоль озера с крокодилами и бегемотами, свернули влево к маленькому, почти крохотному домику — аккуратному, белокирпичному, что стоял на краю леса. Ну, избушка лесника, и только, лишь на африканский лад!
Никакую миссис Хайти я не увидел, а по неухоженности в домике понял, что живет Джек один-одинешенек, даже собаки у него нет. Домишко и навес для машины. И все.
Джек сварил кофе, мы сели под ветвями какого-то дерева, похожего на мимозу, и я продолжал отвечать на бесчисленные вопросы Джека:
— Сколько стоит в России бензин?
— Живут ли в России негры?
— Можно ли в России работать, если ты знаешь свое дело, а писать и читать не умеешь?
Я посматривал по сторонам, все надеясь увидеть обещанную жирафу, и Джек понял:
— Давайте еще по чашечке. Может, миссис Хайти и решится…
Мы выпили еще по чашечке кофе, и еще, когда наконец…
— Иди, иди сюда, миссис Хайти! — оживился Джек. — Не бойся! Это — русский, это хороший человек, Хайти!
Из-за зарослей на нас смотрело высокое гордое животное. Большие настороженные, подвижные, чуть вздрагивающие уши. Рожки между ушами. Блестящие внимательные глаза. И ноги, и шея — трехметровые, не меньше, а может, и больше. Шаг вперед — и жирафа замерла, еще осторожный шаг и опять — стоп. Сама осторожность!
— Иди, Хайти! Иди! — звал ее Джек.
Миссис Хайти, косясь на меня, подошла к Джеку и, широко расставив передние ноги, нагнула красивую голову и лизнула Джека в лоб, а потом — в щеку. И еще — в другую, и вновь — в лоб, и — по редким волосам.
— Здравствуй, хорошая моя! Здравствуй, милая! — говорил Джек. И добавил мне: — Вы уж простите ее, не сердитесь. Она не знает, что вы — русский. А так она ласковая, совсем ласковая.
И рассказал мне Джек действительно необычное.
Оказывается, застрелили недобрые люди на глазах миссис Хайти ее единственного жирафенка. Зверски застрелили.
— Давно это было, до независимости, — объяснил Джек. — Только все равно как вчера. С тех пор и избегает моя миссис Хайти белых людей. Всех белых за англичан принимает… В общем, друзья мы с ней по несчастью…