Фру Габриэльсен приехала одновременно с ним. В морге они проверили и перепроверили имя, дату рождения и смерти и только потом выкатили носилки с упакованным в черный полиэтилен трупом. И хотя для Маргидо было очевидно, кто там лежал, он придерживался привычной процедуры. А привычные дела он выполнял всегда очень тщательно и дотошно, это давало ему ощущение свободы. Высвобождало участок сознания для других мыслей.
— Отец отказался от вскрытия, — сказал Маргидо, объясняя, почему патологоанатомы не помыли и не обиходили труп.
Они надели резиновые перчатки и прозрачные полиэтиленовые передники, завязав их на талии. Завязывать надо осторожно, чтобы не порвались тонкие шнурочки.
Распаковали труп. Сразу появился запах, и оба автоматически задышали ртом.
— Бедные родители, — сказала фру Габриэльсен. — Они сами его обнаружили?
— Да.
Фру Габриэльсен стянула с мальчика трусы, открыла мешок для мусора и сунула трусы туда. Маргидо снял с шеи веревку. Они осторожно убрали запачканный полиэтилен и заменили его бумагой. Потом положили труп на бок, закрепили в этом положении, после чего Маргидо намочил тряпку и начал обмывать тело. Фру Габриэльсен доделала работу.
Он выполнял свое дело осторожно и тщательно. Надо как можно лучше отмыть тело перед похоронами или кремацией. Родственникам не стоит напоминать, с чем обычно расстается тело, стоит только мускулатуре перестать функционировать. Когда нижняя часть мальчишеского тела стала чистой, он соорудил пробку из тряпки, чтобы ничего больше не протекло. Затем занялся языком. Засунул руку как можно дальше в горло и попытался вернуть язык на место. Отчасти ему это удалось, потом он подвязал подбородок. Он попытался сомкнуть веки, но глазные яблоки выкатились настолько, что веки едва прикрывались на три четверти. Лицо он намазал бежевым кремом, слегка приглушившим синеву, особенно губы. Зачесал волосы набок, наверняка не так, как при жизни, но с мальчишескими прическами никогда не угадаешь.
— Оставим подбородок подвязанным до вечера, — сказал Маргидо.
— Родственники придут в шесть.
Они взялись за парня, чтобы переложить его в гроб. Маргидо — за верхнюю часть туловища. В этот момент из горла мальчика вышел воздух, но Маргидо ждал этого и вовремя отвернулся. Автоматически он соблюдал все меры безопасности, хотя мальчик уже вряд ли мог чем-нибудь его заразить. Хотя труп может источать трупный яд. К тому же, Маргидо знал, что в горле еще может сохраниться живой золотистый стафилококк. Ведь трупу не было еще и суток. Вместе они надели на него рубашку. Холодные руки сложили на груди поверх савана. На правой руке у него был перстень с печаткой, скорее всего, подарок к конфирмации.
Волосы были расчесаны, а белое шелковое покрывало сложено на подушке у лица. Мешочек с болтами для крышки гроба фру Габриэльсен положила в ногах, а потом совместными усилиями они положили сверху крышку, после чего откатили гроб обратно в морг.
Тот был почти переполнен. Ингве Котум был девятым по счету, а в помещении места было для десяти. Маргидо обещал, что его заберут самое позднее завтра вечером и отвезут в морг при церкви, где гроб простоит до похорон.
В половине шестого он вернулся. Припарковался и сидел в машине, не выключая двигателя. Даже наклонился, чтобы ненадолго выставить печку на максимум.
Горячий сухой воздух дул ему на руки. Готовый обед, подогретый в офисе, пока он вычитывал корректуру двух сборников псалмов, не насытил его, и он ощущал легкий голод. Или… даже не голод, а пустоту. Темный вечер за стеклами машины был тих, и приятно было сидеть здесь, на этом теплом островке, в этой тесной капсуле. Сельма Ванвик не перезвонила — может, хоть эта проблема рассосется сама собой. Снег шел всю вторую половину дня, и нападало не меньше тридцати сантиметров. Скоро он сможет откинуться в своем глубоком кресле в гостиной и смотреть на заснеженную веранду и на крошечные, частые веточки кипариса, накрытые белым одеялом.