Борис Ильич был старше своего руководителя и даже некогда, очень давно, преподавал ему на краткосрочных курсах ботанику. Ученик оказался из способных, и в конце концов прежний учитель пошел к нему в помощники. Пожалуй, это было правильно, потому что Борис Ильич, я бы сказал, по складу своему был прирожденным помощником.
У него была великолепная память, он много читал и мог наизусть цитировать целые страницы из научных трудов на трех языках. Он мог методично и усидчиво работать по восемнадцати часов в сутки и никогда не жаловался на скуку н однообразие. В его руках обширная переписка Кондратенкова приобрела порядок. Борис Ильич завел карточки на всех корреспондентов, все выдающиеся саженцы получили свой паспорт. Картотека хранилась в образцовом порядке, хотя сам Борис Ильич почти не заглядывал туда - он помнил ее наизусть.
Но когда начиналось исследование, методический порядок становился тормозом, Борис Ильич порывался испробовать все возможные комбинации: по росту, по алфавиту, по форме, по цвету. Решиться на выбор, отбросить что-либо, признать работу законченной он как-то не умел - ему всегда виделись еще непроверенные варианты.
Кондратенков со своим умением быстро разгадывать людей сразу нашел подходящее место для нового сотрудника - он поставил Бориса Ильича на центральный опытный участок. Здесь Борис Ильич мог проявить свою память, методичность и любовь к порядку и в то же время находился под непосредственным руководством самого Ивана Тарасовича, а Иван Тарасович был человеком решительным - он умел выбирать, оценивать и, не стесняясь, выбрасывать, если нужно.
В это время у Кондратенкова было около двадцати опытных дач. Их возглавили прежние уполномоченные. Перед всеми дачами стояла одна и та же цель: вывести стойкую, быстрорастущую породу для своего района. Центральный же участок объединял и проверял работу всех областных. Здесь росли деревья-удачники, чемпионы роста, полученные в разных областях, на разных почвах, в разном климате. Одних только тополей имелось тысяча двести; из этой дюжины сотен Кондратенкову нужно было вывести стойкую породу.
Борис Ильич знал каждое растение "в лицо", и сейчас, через много лет, он мог бы без запинки рассказать биографию любого из тысячи двухсот тополей, которые выращивались на центральном участке.
Если вас интересует, например, биография тополя Любы Крюковой, обратитесь к Борису Ильичу, и он расскажет вам, что этот тополь был помещен за No 277 в группе саженцев, собранных за год в центральных областях. В этой группе No 277 был самым высоким, и Кондратенков возлагал на него большие надежды. Однако на следующий год тополь Любы рос очень плохо. Заглянув в карточку, Иван Тарасович припомнил, что у себя на родине это деревцо выросло в овраге.
На всем участке опытной дачи не нашлось ничего похожего на овраг. Поэтому Борис Ильич приспособил для прихотливого "номера" что-то вроде искусственного склона из дощатых щитов. Действительно, Любин тополь начал расти лучше, хотя и не так хорошо, как у себя в Орловской области. Однако в дальнейшем, изучая срез ветки под микроскопом, Борис Ильич установил, что древесина этого тополя мелкослойна и склонна к заболеванию сердцевинной гнилью. А эта болезнь главный бич тополей и осин, именно она и создала тополю репутацию недолговечной и неустойчивой породы. И Кондратенков распорядился безжалостно уничтожить многообещающее деревцо.
Вся эта партия, пересаженная на свои корни в центральном питомнике, оказалась неудачной, и следующую группу Иван Тарасович решил прививать на чужие корни. Именно так были перенесены в центральный питомник тополя Гавриленко из колхоза "Червоный незаможник". Сложнее всего было решить, что выбрать в качестве подвоя, чтобы не потерять ценных свойств черенков, привезенных с юга. По учению Ивана Владимировича Мичурина, при сращивании двух пород пересиливает влияние растения, имеющего собственные корни и растущего в родных условиях. На опытной даче было сколько угодно осин, но их нельзя было использовать в качестве подвоя, потому что осины, имея собственные корни и находясь у себя на родине, передали бы свои заурядные породные свойства замечательным растениям Гавриленко.
Тогда Иван Тарасович привез с юга партию черных тополей. Он полагал, что наследственные свойства черных тополей в непривычных северных условиях будут ослаблены и черенки тополей Гавриленко подавят влияние корней.
Однако и эта партия оказалась не очень удачной. Растения сохранили быстрый рост, но оказались недостаточно морозостойкими - ведь оба родителя их происходили с юга. И первая холодная зима почти совершенно погубила эти тополя.
Здесь же, на опытной даче, встретились лучшие деревья Худайбердыева и Зейнаб Ахматовой. Тополь башкирский и тополь казахский соединились в России, чтобы дать начало новой породе. Этот гибрид (номер 9-19 по карточке Бориса Ильича) отлично выдержал зиму. Затем Иван Тарасович привил его на природную исполинскую осину, отдельные экземпляры которой изредка встречаются в наших лесах. Гибрид прожил на осине всего полгода и за это время успел получить от нее крупноклетчатую структуру. После этого Иван Тарасович соединил гибрид с черным тополем, чтобы укрепить в нем засухоустойчивость. И все было бы хорошо, если бы растение не обнаружило неприятной особенности: сохраняя быстрый рост, оно очень медленно развивалось. А Кондратенкову хотелось как можно скорее получить плоды и семена. Ему нужна была порода, которую можно легко размножать.
Так, в любом порядке - по номерам или вразбивку - Борис Ильич мог поведать вам о всех надеждах и трудностях, связанных с тополем донским, тополем ряжским, вторым тополем Любы Крюковой, образцовым мичуринским, скоростным Малыгиной или любимцами Кондратенкова номерами 7-42, 7-79 и 11-34. Последний из них, над которым дольше всего работали на опытной даче, в конце концов оказался лучшим. Тополь этот прожил разные сроки на корнях шести различных воспитателей - "менторов", как их называл Мичурин. Номер 11-34 получил засухоустойчивость от черного тополя, крупноклетчатую структуру от исполинской осины и улучшил быстроту роста благодаря соединению с тополем трехметровым No 7-42. Другие тополя передали ему морозостойкость, быстроту развития. И, наконец, заканчивая отделку породы, Кондратенков дал этому дереву еще одного ментора, который должен был привить своему "воспитаннику" пирамидальную крону и крупные листья.
Иван Тарасович полагал, что порода с крупными листьями должна сохранять быстроту роста.
Тополь 11-34 был как будто совсем хорош, и Кондратенков не сразу заметил в нем важный недостаток. Деревцо требовало очень много воды, и с каждым днем все больше и больше. Новая порода явно не годилась для маловодных степей.
- Но помилуйте, так и должно быть! Ведь это закон природы! - разводил руками Борис Ильич.
Действительно, каждое растение в течение своей жизни высасывает из почвы огромное количество влаги. Но только пустячная доля, в лучшем случае полпроцента, идет на построение клеток. Все остальное испаряется. Прежде чем вырастет один кочан капусты, в воздух уходит целая бочка воды, а деревья в течение всей своей жизни перегоняют по стволу целые цистерны влаги.
Поднимаясь от корней к листьям, почвенная влага доставляет наверх минеральные соли, а испаряясь, уносит излишки тепла. Испарение приносит пользу дереву, но великий русский биолог Климентий Аркадьевич Тимирязев говорил, что этот процесс в тех размерах, в каких он обыкновенно совершается в природе, может скорее рассматриваться как неизбежное физическое зло.
- А если это зло, - сказал Кондратенков, - значит, нужно и можно с ним бороться. Нам не требуются деревьярасточители. Не хитро строить, когда у тебя излишки. Но если у инженера в цехе или на стройке постоянный перерасход материалов, что делают с таким инженером? Увольняют. Придется и нам уволить 11-34. Будем искать экономные, хозяйственные деревья, такие, чтобы каждую каплк" расходовали с толком.
Экземпляр 7-79 был прислан полтавским уполномоченным Кондратенкова. Это деревцо было выбрано за хороший рост и широкие, мясистые листья со своеобразным красноватым отливом. Но на московской станции рядом с лучшими тополями, собранными по всей стране, 7-79 не выделялся ничем, пока Борис Ильич не начал разыскивать экономные растения.