— Если ти, русская маленький свинья, будешь это еще раз делат…
Немец вонзил в бревно лезвие ножа выше Мишкиной головы.
— Если ти еще раз осмелиш лезть… штаб, тебя ждет это.
И он несколько раз ударил ножом над головой мальчика.
Мишка плохо соображал, что ему говорил этот человек, потому что было очень больно горлу и он почти задыхался.
Вскоре поиски ребят увенчались успехом. Да еще каким! Нашли гранату! Прав был Сережка, нельзя было что-нибудь не найти. Граната моментально оказалась у него в руках.
— Рванем? — предложил он. — Ох и тарарахнет!
— А ты умеешь? — как бы проверяя его, спросил Витька.
— А то нет! Чего тут уметь-то… Дернул за кольцо и бросил…
— Дерни!
Сережка стал смотреть по сторонам, прикидывая, куда можно бросить гранату.
— Пошли к пруду… Кинем в воду — брызги пойдут…
Предложение понравилось.
Когда невысокие фонтанчики снова пропали в водяной глади и взрыв рассеялся в воздухе, как будто его и не было, на поверхности пруда показалась оглушенная рыбешка. Она лежала на боку, и только еле заметное шевеление пруда передвигало ее.
— Вот это да! — присвистнул Сережка и велел ребятам лезть в воду собирать рыбу.
Он совсем забыл о том, что может наделать взорванная в пруду граната. К тому же пруд был рядом с деревней, и взрыв там слышали. Слышал его и Сережкин дед.
Глава IV
Дед с бабкой по-разному относились к Сережке. Серафима Григорьевна прощала ему все, оправдывая это тем, что в будущем трудно придется внуку без отца. «Так пусть хоть сейчас отведает детства», — говорила она. Петр Васильевич, наоборот, хотел, чтобы Сережка уже сегодня привыкал к трудностям. «Меньше, — как замечал он, — дурь свою показывал бы… Больше степенным становился бы…» Впрочем, подросток вскоре хорошо понял эту разницу и пользовался ею, как только мог. Он увидел, что при бабушке ему можно все, ведь она даже не отругала его за карты, за гранату — испугалась только, когда узнала о взрыве, — не то что дед…
Деда избрали в колхозе председателем. Теперь он вставал рано, почти с рассветом, и на целый день уходил из дому. Появлялся только обедать. Отношения у него с внуком были хуже некуда, хотя Сережке нет-нет да и хотелось, чтобы дед с ним о чем-нибудь поговорил. Но что тут поделаешь, если он все время занят.
В деревне началась молотьба. С утра до вечера стучал на току барабан, и женщины, завязав нос и рот цветными косынками, из-под которых были видны только глаза, подбирали золотистую солому.
В один из жарких дней Сережка сидел у палисадника, смотрел на лениво разгуливающих кур и ждал, когда придет кто-нибудь из ребят. К нему всегда приходили. Такой уж завел он порядок: самому никуда не ходить, а ждать, чтобы приходили к нему. Но сегодня почему-то никто не шел. Сережке уже порядком надоело сидеть, смотреть на кур и ничего не делать. Но не мог же он изменить своему правилу?
Приехал дед, распряг лошадь. Сережка обратил внимание на ее перепутанную гриву. Привязав лошадь к забору, дед пошел обедать. В томительном бездействии прошло еще четверть часа. Все так же лениво разгуливали куры, и все так же стояла как вкопанная у палисадника лошадь.
«А не запрячь ли ее? — подумал Сережка, — Ведь деду скоро уезжать… Выйдет, а она стоит запряженная».
Он отвязал лошадь и повел ее к телеге.
— Не так! Не так! — услышал Сережка голос деда. — Я же учил тебя! Запрягать всегда нужно с левой стороны!
— А какая разница? — произнес Сережка.
— Ах, какая! — взорвался Петр Васильевич. — Отойди от коня! Соплив еще рассуждать!
Петр Васильевич выбежал из дома, выхватил из Сережкиных рук уздечку, подал на себя лошадь, а потом снова подвинул ее назад. Кобыла фыркнула, неуклюже переставила ноги и застыла на месте. Сережка отошел.
— Ну и запрягай сам! — громко сказал он деду. — Подумаешь… Помочь ему хотел, а он…
— Поговори, поговори у меня! — грозно прервал его дед. — Ты еще у меня поговоришь…
— И поговорю! — уже отойдя дальше, крикнул Сережка. — Тебе-то что?
Дед ничего не ответил. Лишь судорога досады пробежала по его лицу.
Вечером у него случился повод поговорить с внуком. Повод дал сам Сережка.
Если бы Сережка мог только предполагать, что дед узнает об этом, он никогда бы не пошел к тому пыльному прогону, вдоль которого, отделяясь невысоким плетнем, росли яблони. Не пошел бы, да и ребят, конечно, отговорил бы… Но что теперь сделаешь, раз так случилось… Сиди и слушай, что говорит дед. А дед входил в раж.