— Пошли, — оживился Сережка и кивнул головой в сторону. — Там соревнования… Посмотрим…
Они вышли на усыпанную мокрыми листьями аллею и пошли молча, прислушиваясь к окружающей их тишине. Из динамика снова раздался голос. Теперь это уже были требовательные слова команды:
— Участникам забега подойти к линии старта. Повторяю: участникам забега подойти к линии старта.
Над большой поляной, сильно провиснув, раскачивался транспарант: «Привет участникам соревнования». Спрятанная в кустах, стояла милицейская машина. Сережка заметил ее сразу же, как только они вышли на поляну. На линии старта выстраивались разноцветные шеренги парней с большими черными номерами на спинах. Финиш был почти там же, где и старт, но только с другой стороны.
— Вон Герман! — дернул Сережка Кольку за руку. — Я его знаю. Он на заводе работает… Вон он! Вон! В белой майке. Я его знаю!
Глядя сейчас на Германа, он вспомнил милицию, то, как его забрали, когда он разбил окна Носатому, и то, как обещал этот парень к нему приезжать, даже на стадион собирался взять. А потом ему почему-то припомнился Павел Андреевич. «Он ведь тоже обещал… А может быть, взрослые всегда так поступают? Наобещают только, а не делают… Но зачем тогда им это?»
Дали старт, и зрители начали перемещаться к финишу. Туда, увлекая Кольку, направился и Сережка. Прошло несколько минут.
— Герман! Герман! — сорвался вдруг с места Сережка, увидев, что его знакомый первым бежит к ленточке. — Герман! Давай! — приблизился Сережка к самой кромке дороги. — Еще! Еще!
Ему показалось, что Герман его услышал, потому что как-то дернулись его плечи и он вроде бы побежал быстрее. Однако Германа догоняли. Двое парней тоже оторвались от бежавшей стайки и быстро сокращали расстояние до лидера. К финишу Герман пришел вторым.
— Здравствуй, — подошел к нему Сережка.
Герман посмотрел на него беспокойными глазами и не узнал.
— Ну, я… Я — Сережа, который в милиции был… Помнишь? Я еще тогда стекла разбил…
Сережка запнулся, решив, что рассказывать это при Кольке не следует. Герман вспомнил:
— A-а, да! Нас тогда прикрепляли к детским комнатам милиции. А ты что тут делаешь? — с сильным придыханием спросил он и, высоко подняв руки, начал опускать их через стороны вниз.
— Я?.. Я так… Ничего. Вот приехали просто на Фили… Смотрим, соревнования, — начал объяснять Сережка, поглядывая на Кольку, но Герман его уже не слышал. К нему подошли ребята. Они начали что-то говорить, весело похлопывая его по плечу, и вскоре все двинулись с места.
— Я его знаю… Я его давно знаю, — все еще хвастался Сережка, глядя на удаляющегося Германа. — Он хорошо бегает! И в футбол тоже хорошо играет…
После праздника появился Павел Андреевич. Он увидел Сережку во дворе с каким-то парнем — это был Японец. Художник подошел ближе.
— Сережа! — улыбнулся он.
Первым посмотрел на него парень, а Сережка вроде как бы и не узнал.
— Вот ты где… А я все хожу-хожу по двору, ищу-ищу тебя…
— А чего его искать-то? Он не прячется, — неожиданно ответил за Сережку Японец.
Реплика Павлу Андреевичу не понравилась. Не понравилась она и Сережке. А Японец, отойдя подальше от лавочки, сплюнул, как всегда, сквозь зубы:
— Художник! От слова «худо»…
И приготовился бежать, зная, что такое безнаказанно не проходит. Но Павел Андреевич за ним не побежал. Он даже не тронулся с места, а, посмотрев в сторону Японца, внятно и с расстановкой произнес:
— А у вас, молодой человек, худо с мозгами…
Разговора у Павла Андреевича в этот день с Сережкой не получилось. И хотя художник объяснял ему, что болел, что вынужден был проваляться две недели в постели, а там праздник, Сережка, казалось, не слушал и ехать к нему в воскресенье в студию отказался.
— Мне в то воскресенье будет некогда…
Павел Андреевич почувствовал, что Сережка обманывает — слишком спокойными и безразличными были его глаза, да и говорил он это будто только для того, чтобы что-то сказать. Однако художник не стал его расспрашивать, а только заметил:
— Ну, что же? Некогда — значит, некогда… Жаль…
Такая уважительность, конечно, не могла пройти мимо Сережки, и он хотел уже было смягчить в чем-то свою непреклонность, сказав, что все-таки, может быть, у него найдется в воскресенье немного времени, но тут заметил Японца. Перехватив Сережкин взгляд, художник почувствовал беспокойство своего юного друга и понял причину. «Кто это? Кто этот парень?»
Увидев, что они еще разговаривают, Японец скрылся.
Проводив Павла Андреевича до его «опеля», Сережка нашел Японца: