— Что случилось? — оказался Сережка рядом.
— У него скрипку сломали… Прямо пополам переломили…
Взглянув на инструмент, Сережка протянул к нему руки. Колька с готовностью отдал ему скрипку. Может быть, вспомнил про ту велосипедную спицу и подумал, что Сережка поможет ему и сейчас. Ведь помог же он тогда…
— Кто сломал? — посмотрел на ребят Сережка.
— Он не знает… Он говорит, что оставил скрипку за сценой, а когда пришел, она была уже сломана, — объяснил невысокий крепыш с приплюснутым носом.
— Да, пришел, а она уже была сломана, — подтвердил Колька и дотронулся кулаком до глаза. По щеке размазались слезы.
— А кто там был за сценой? — продолжал Сережка допрос.
— Никого…
Домой они шли вместе. В футляре, который нес Колька, громыхала сломанная скрипка.
— Как же теперь будет? — говорил мальчик. — Ведь у мамы нет денег на новую скрипку… У нас совсем нет денег…
— А сколько стоит скрипка?
— Не знаю, — пожал плечами Колька. — Разная цена у них бывает… Но мне дорогую не нужно, — пояснил он тут же. — Мне дешевую.
Сережке стало жаль Кольку. Захотелось ему помочь, заступиться, что ли, за него, как тогда. Но если в тот раз его вмешательство в историю с велосипедом было каким-то несознательным, а происходило так, от нечего делать, походя, то теперь Сережка ощущал твердое желание помочь Кольке, помочь во что бы то ни стало. Почему же пришло к Сережке такое желание? Может быть, потому, что Колька стал ему ближе? А может быть, потому, что менялся и сам Сережка? «Помочь! Надо бы ему помочь… — сверлили голову мысли. — Но как?» Сережка даже подумал, что, будь у него деньги, он обязательно купил бы ему скрипку… Купил бы и подарил. Вот так просто! Но денег у Сережки не было.
— А может, ее можно склеить? — попытался успокоить он Кольку.
— Ты что!
Колька даже остановился. Он не нашел слов, чтобы ответить.
«Как это склеить? Как можно ее склеить?»
Прошли еще несколько шагов. И тут вдруг Колька вспомнил, что когда уже после утренника пошел за скрипкой, то встретил у самого входа на сцену Гарика. Увидев его, Гарик тогда еще вроде бы испугался, отступил назад, а потом быстро побежал в зал. Колька до деталей припомнил эту встречу и подумал: «Уж не он ли это сделал? Не Гарик ли сломал скрипку за то, что когда-то выбил ему из-за меня велосипедные спицы Сережа?»
Выслушав Колькино предположение, Сережка ничего не сказал. «Все равно не докажешь, — подумал он, — ведь никто не видел».
Глава XI
Перестав ездить к Павлу Андреевичу, Сережка почувствовал, что ему чего-то не хватает. Мир, с которым он познакомился, а вернее еще только начал знакомиться, неожиданно захлопнул перед ним дверь. Жизнь вновь стала однообразной. Может, по этой причине чаще теперь вспоминалось Никольское — обыкновенная деревня, в которой живут его дед и бабушка, и в которой ему так все хорошо знакомо, и о которой Сережка столько узнал за эту зиму от Павла Андреевича.
Хотелось взглянуть на Никольское другими глазами, подойти к дому священника, а главное, к тому сараю, где прятался партизан, встретить Васятку. Правда, время отодвигало воспоминания о тех событиях, которые происходили в Никольском в войну. Иногда даже казалось, что не было там никогда ни немцев, ни партизан. Но Шурка возвращал все. «Ведь Шурка был? Был! А значит, и партизаны были, и немцы были…»
Сомнения исчезали окончательно, когда он вспоминал бабушку. «А здорово она ответила тогда Ольге: «Что? Коровушку свою потеряла? А у нас у всех теперь нет уж коровушек-то… Немцы, дружки твоего батюшки, увели…» И не побоялась же ведь… Вот бабушка!.. Но Павел Андреевич говорил, что ни Ольга, ни ее отец не предатели. Но кто же тогда предал?»
Теперь Сережку никто ни о чем не просил думать, не просил вспоминать… А он так уже к этому привык.
Ложась спать и долго ворочаясь в постели с закрытыми глазами, пытался вернуться к этим, переполнившим его до краев, Никольским событиям, представить себе детали, которые, по его мнению, обязательно должны были быть, но о которых почему-то забыл сказать художник. Однако, вспоминая, он думал: «Зачем все это? Ведь Павел Андреевич меня уже больше не рисует…»