Назавтра дождя не было. — Как они и договорились, Сережка подошел утром к Колькиной квартире. Дверь в ней была приоткрыта, и тут же в щель просунулась рука, а потом показался и сам Колька:
— Давай… — тихо произнес он и, схватив у Сережки портфель, пошел прятать его в ванную. Сережка остался ждать.
«А хорошо, если бы никто не заметил, что я иду без портфеля», — размышлял он.
Когда они с Колькой вышли из подъезда, им навстречу катила коляску Лисянская. «Ну, вот еще! Нина Львовна тут топчется!» Однако Нина Львовна не обратила на них никакого внимания. Выйдя со двора, Колька повернул в школу, а Сережка направился в сторону большой улицы.
…Когда чемоданы уже лежали в машине и все было готово к отъезду, Вера Николаевна спохватилась:
— Зеркало забыла. Хотела взять и забыла…
Она еще раз порылась в своей сумочке и передала ее Сережке.
— Подержи. Я сейчас… Быстро…
И Вера Николаевна заторопилась к подъезду.
Павел Андреевич открыл капот, что-то проверил, трогая руками промасленные детали, а потом, сильно хлопнув, закрыл его.
— Не суеверный я, Сережа, а в приметы верю, — сказал он. — Дороги не будет…
— Почему? — удивился Сережка.
— А вот видишь, Вера Николаевна вернулась.
Сережка, и раньше, кажется от бабушки, слышал, что когда кто-нибудь уезжает и вдруг, забыв что-то, возвращается, то путь может быть несчастливым. Теперь тревога передалась и ему. «А вдруг и вправду что-то случится?»
Вышла Вера Николаевна.
— Я готова, — громко объявила она.
— Я тоже, — ответил ей Павел Андреевич и подошел к Сережке. — Ну, будь здоров… Да, — вспомнил он. — Я хочу тебе оставить наш адрес в Загорске.
Павел Андреевич достал записную книжку, похожую на фабричный пропуск, который Сережка не раз видел у матери, и начал писать.
— Вот, — протянул он ему листок. — Письмецо мне напишешь, как живешь, как дела. И вообще — пиши. Не пропадай. А мы тебе будем отвечать. И большой привет маме. Обязательно передай — не забудь.
Он пожал Сережке руку, а Вера Николаевна, снова порывшись в своей сумочке, вытащила оттуда плитку шоколада:
— Вот, Сереженька…
— Что вы! Не надо!
Сережка даже отступил назад, но она успела положить шоколад в верхний карман его рубашки.
Машина отъехала.
В милиции ему не верили.
— Врешь ты все, парень, — говорил лейтенант, вперив проницательный взгляд в Сережкины глаза. — Говори честно!
— Я говорю.
— Ну, что ты говоришь, я это уже слышал.
Лейтенант был молоденький. Казалось, сними с него форменную гимнастерку, и ничего не останется от его строгости. С розовыми пухлыми щеками и кругленьким подбородком он будет похож на какого-нибудь спортсмена из юношеской команды или просто на ученика выпускного класса.
Однако долго рассматривать лейтенанта Сережке не пришлось.
— Выворачивай карманы! — услышал он его голос. Сережка вывернул. На стол выпали платок, плитка шоколада, бумажка с адресом, который дал ему Павел Андреевич, и… кольцо.
— Ого! — лейтенант осторожно взял в руки колечко. — Бриллиантовое, — определил он сразу же. — Как горит!
На всех присутствующих в комнате это произвело впечатление. Все вроде даже забыли, почему они здесь находятся — кто по работе, а кто по другим причинам, — и двинулись с места. Дежурный покраснел еще больше. Ему никогда не приходилось держать в руках бриллиант. «Сколько же оно стоит? Тысячу? Две?..»
Он долго вертел кольцо, любуясь как бы впаянными в камень огоньками, даже попытался надеть его на мизинец, причмокивая от удивления.
— Да ты, парень, я вижу, работаешь с размахом… Камешками промышляешь, — серьезно заметил он. — Ну и востер! Так откуда у тебя колечко? Давай, дружок, рассказывай, выкладывай все по порядку.
Сережка рассказал.
— Ладную историю придумал, — хмыкнул лейтенант. — Но не верится мне что-то…
— Как хотите.
— Ну, ладно! Это мы сейчас проверим.
Лейтенант пододвинул к себе один из стоящих на столе телефонов и снял трубку. Через несколько минут он уже разговаривал с московским отделением милиции, на территории которого жил Сережка. Было плохо слышно, и лейтенант почти кричал в трубку. Он даже встал, полагая, что так будет лучше говорить. По его вопросам Сережка понял, что рассказывают дежурному о нем не самое хорошее. Так оно и было. Повесив трубку, дежурный с каким-то нескрываемым удовольствием посмотрел на Сережку и произнес: