— Верно. Короче, чтоб не растекаться мыслью, как ты говоришь, по древу…
— Это не мои слова, а вещего Бояна.
— Мне все равно чьи, хоть твоего генерального прокурора, не перебивай. Одним словом, нашел я тебе крупного специалиста. Крупнейшего! И он ждет нас обоих сегодня.
— Ну, я понятно, а тебе-то зачем?
— Ты даже не поинтересовался, кто этот специалист! А зря. Я случайно встретился с Семеном Семеновичем и разговорился. Он приезжал к нам, в министерство, какой-то юбилейный знак получать, очередную цацку, вот и пересеклись. У начальства моего сейчас других забот нету, бандитов и террористов ловить некогда, надо цацки ветеранам раздавать.
— Славка, не нервничай, излагай по существу. Чего Семен Семенович хочет?
— Это ты хочешь, а он уже что-то знает и приглашает срочно приехать к нему. У тебя как со временем? Я на часочек могу освободиться. Заезжай за мной, тут же рядом, до Серпуховской.
— Ну, давай, только если в самом деле не надолго и без этих… без застолий.
— Твое дело, если ты хочешь старика обидеть… Ты знаешь его порядок: меньше часа — ни-ни! Больше — другой разговор.
Турецкому, конечно, было очень интересно, что мог обнаружить в рукописи старик Моисеев, в дни Саниной молодости слывший опытнейшим прокурором-криминалистом. Но он уже давно на пенсии, друзья и знакомые его изредка навещают — Семену, естественно, скучно, охота вспомнить прежние подвиги, принять свои законные наркомовские сто граммов, обмыть какую-нибудь очередную цацку, вот отсюда и аврал. Что ж, его богатейший опыт может действительно оказаться уместным и подсказать что-нибудь по существу. А потом какой-то часик большой роли не сыграет, но вот пить со стариком придется самому Славке. Впрочем, все будет зависеть от обстоятельств.
Моисеев обитал в одиночестве. Дети его давно, в начале девяностых годов, вместе с семьями выехали на «историческую родину», звали отца, но тот категорически отказался. А ведь и в самом деле, чем бы он занимался там? С кем бы мог перекинуться шуткой, вспомнить молодость, принять по стопарю спиртяшки? Вот и остался коротать остаток жизни, который у него растянулся на целое десятилетие, и, Бог даст, еще протянет…
Он проживал в однокомнатной квартире на углу Большого и Малого Строченовских переулков. Дом был еще сталинских времен — с высокими потолками, но почему-то узкими комнатами. Пятый этаж— для старика, конечно, трудновато, но, к счастью, лифт работал бесперебойно, а во дворе был уютный скверик, и вокруг полно всяких магазинчиков, лавочек, и главное — аптека, а что еще нужно одинокому старому человеку?
Семен Семенович, предупрежденный Грязновым, ждал дорогих гостей. Хотя, надо сказать, других у него просто и не было. В его возрасте новых не заводят, а старые все были гораздо моложе его, поэтому и оставались те, с кем он честно служил в последние свои годы, перед выходом на пенсию.
В уютной кухне был накрыт стол на троих. Стоял традиционный медицинский пузырек с притертой пробкой, в котором оставалось еще на четверть спирту. Не оставляли вниманием бывшие сослуживцы. Аккуратно порезаны помидоры и огурцы, а на газовой плите громко и аппетитно шкворчала на сковородке под крышкой картошка с тушенкой — тоже своеобразная традиция. А скажите, какие могут быть особые разносолы у вечно занятых людей?..
После непременных объятий и восклицаний помыли руки и тесно уселись за столом. Подрагивающей уже рукой старик разлил по граненым стопкам неразбавленный спирт, кружка с водой стояла рядом — для желающих, которых, собственно, и не оказалось, а Турецкий решил, чтобы не обижать Моисеева, надпить немного, просто для формальности, и на том остановиться.
Старик откровенно радовался, видя, как истово уминают картошку с тушенкой его друзья, как хрустят огурцами, макая их в солонку, и понимал, что угодил, а сам сидел, словно бы чуть пригорюнившись, и посасывал помидор.
Грязнов поддержал еще один тост — за далеких детей и внуков старика, Турецкий чокнулся недопитой рюмкой и снова едва пригубил. Ну и, закончив с трапезой, перешли к делу, ради которого приехали.
Моисеев убрал все со стола, вытер клеенку и принес оригинал статьи. Затем достал из пластмассового очечника круглые, очень несовременные очки, обтянутые на дужке переносицы черной изолентой, протер их подолом клетчатой ковбойки, надел, оглядел поверх стекол гостей и принял наконец серьезный и независимый вид — и все это аккуратно, последовательно, так, будто примерялся, например, к стрельбе.
— Итак, молодые люди, вы ждете от меня ясной картины? Очень хорошо, скажу я вам, потому что сегодня, в чем я почти уверен, вряд ли найдется специалист, который назовет вам, не проводя сложных сравнительных анализов, фирму, выпустившую интересующую вас электрическую пишущую машинку. А также примерную дату выпуска с небольшим допуском. Так вас это устроит? Я не слышу.