— Ничего, взгляни сама, там свет горит. Несмотря на поздний час. А ты говорила, что его нет в Москве. Может, кто-то из его семьи?
— Какой еще семьи? — фыркнула она, обернулась, посмотрела и с недоумением пожала плечами. — Действительно, — подтвердила не очень твердо, ибо ее выдало «трудно произносимое» в определенных обстоятельствах слово «действительно» — немного развезло девушку на улице. — А кто там может быть? Неужели Левка вернулся уже? Нет, Эдя же звонил ему сегодня, в конце дня. Я знаю, он в Бостон звонил. А как же?
— Ну что, у него не может быть здесь родных или знакомых?
— Знакомые — наверно. А семьи у него быть не может. — Она странно хихикнула и снова прижалась к Турецкому. — По-моему, он вообще не по женскому делу, понимаешь?
И Александр Борисович вмиг почувствовал себя неуютно, ощутив, как ее упрямая прохладная рука ловко скользнула под ремень его брюк, вниз по животу и замерла, вцепившись острыми ноготками в живую плоть. Еще мгновение, и Турецкий понял, что для полноты сегодняшних впечатлений ему не хватало только этого — объятий посреди улицы, под фонарями с оранжево-желтым раздражающим светом, и вдобавок сексуальных игр с полураздетой девицей — именно так и смотрелся ее восхитительный наряд. Но беда была в другом — она, кажется, входила во вкус собственных развязных действий и собиралась уже сползать по нему, пытаясь опуститься на колени.
Нет, пора с этим кончать. Мозги у девушки, видно, затуманились, и она потеряла ощущение реальности. Начиталась, понимаешь, своих французов…
Он взял ее руку, осторожно вынул наружу, затем, приподняв, запрокинул ее голову, изображая жуткую страсть, впился в ее губы, одновременно ощущая, как ее острый язычок словно запрыгнул ему в рот, наконец, оторвался и прошептал с придыханием:
— Нет, только не здесь!
По идее, эту фразу в настоящий момент должна была «выдохнуть» она, но так уж получилось. И подтекст заключался бы тоже в другом — «я хочу тебя». Простенько этак, без словесных изысков.
— А где? — В ее вопросе прозвучала целая гамма чувств, демонстрирующих, что она готова отдаться ему немедленно, но ее несколько сбил с толку собственный вопрос: «Где?»
— В двенадцать ты, к сожалению, должна быть дома, — напомнил Турецкий ласковым голосом, полным печали оттого, что у них сегодня, кажется, не получится отдаться друг другу ввиду жестких обстоятельств. Что, в общем-то, и не входило в планы Александра Борисовича.
Больше того, он надеялся, что вспышка страсти, навеянная все теми же обстоятельствами, у Оксаны пройдет безболезненно, и уже завтра девушка будет в полном порядке. А может, даже и не вспомнит об этой минуте. А потом ведь есть еще у вопроса и этическая сторона — в первый же вечер! Как-то обычно у них, у женщин, это своего рода табу. Впрочем, даже когда времена меняются, какие-то принципы остаются, и примером тому — та же Люба.
Чего это она вдруг вспомнилась? Ох, как сложно с ними, с этими красивыми женщинами, одна из которых в данный момент висела на нем, как сверкающая игрушка на новогодней елке. И осознавала свой долг «самостоятельной единицы», медленно, правда.
Александр же Борисович просчитывал в голове варианты, смысл которых заключался в вопросе: почему у Липского, если он в Штатах, горит в московской квартире свет? И вразумительный ответ не находился. А это было Турецкому очень важно — если Лев Зиновьевич тут, то писателю сильно не повезло. Но как проверить?
И явилась мысль. Турецкий аккуратно освободил руки девушки, развернул ее и повел к дому, в котором она жила. Но, поглядывая на окна квартиры Липского, не терял их из виду. Наконец, удалившись настолько, чтобы выглянувший из окна на улицу человек, который мог там находиться, их не увидел, достал свой сотовый телефон и стал объяснять Оксане, что ей следует сделать, прежде чем они расстанутся до завтра. Именно до завтра — ни раньше и ни позже, это в том случае, если у нее не пропадет желание. И понял, что у нее уж точно не пропадет, — это она сейчас так считает. А завтра? Как сказал кто-то из арабских классиков, «услады ночи — день уничтожает».
Итак, Оксана должна, просто обязана взять в руки телефон и ждать, кто откликнется по номеру, который Саша наберет. Возможно, трубку возьмет сам Лев Зиновьевич. Тогда ей следует удивиться и обрадоваться его приезду в Москву. Мотив? Соскучилась. Причина звонка? Гуляла перед сном и увидела свет в окнах, а как раз сегодня вспоминали в редакции о нем. Опять же, по какой причине? Была суета в редакции. Интересовались статьей люди из Генеральной прокуратуры. Подробности? Завтра в редакции. Сейчас и здесь? Нет, ни в коем случае, папа сердитый и зовет домой. И все.