— Ну, предположим. И что дальше?
— А вот и все. Статья появилась. Ты сам рассказывал о мнении одного из членов редколлегии, который считал ее ошибкой редактора. И оно бы, может, и прошло не очень заметно — кто так уж читает эту «Почту»? — но Степанцов полез в бутылку. Твой генеральный, чтобы не ставить себя в неловкое положение, поручил это дело Косте, тот — тебе, а ты начал поднимать вокруг этой кучки дерьма ветер и вспугнул целый рой мух, которые теперь безостановочно летают, жужжат и всем доказывают, что их пытаются лишить любимой пищи.
— Красиво, нет слов, — засмеялся Турецкий. — Однако есть противоречие.
— Какое? Где?
— Я своими глазами видел, как холдинг ринулся защищать еженедельник от нападок прокуратуры.
— Поставим точки над «і», — важно сказал Грязнов. — Во-первых, не холдинг защищает, а второстепенные пешки, несмотря на то что один — помощник президента, которых у того может быть десяток, а другой — некий хрен по связи с общественностью. Кто этот второй, объяснять, надеюсь, не надо, их, которые по связям, и в наших конторах навалом. Язык подвешен, репортерам может мозги запудрить — вот тебе и ответственное якобы лицо. Не надо, Саня.
— Пусть так. А что «во-вторых»?
— А если ты правильно рассказал, они лицо издания спасали, и когда ты и назвал всего какой-то десяток статей одного и того же автора, сам же говорил, что их интерес к тебе пропал. А редактора за то, что он их как бы подставил, они готовы были съесть вместе с этим… ну, над чем мухи летают. Кто-нибудь из них сказал хоть слово в защиту или против Степанцова, ты не вспомнишь?
По-моему, о нем речи вообще не было.
— Вот то-то и оно! — Грязнов многозначительно погрозил пальцем, вероятно, сразу всем недоброжелателям — и своим, и друга Сани.
— И что ты теперь предлагаешь? Чтобы я отказался от дальнейшего расследования, не выводил Левку Липского на чистую воду? Или, зная, что у тебя в загашнике фотографии…
— У меня их нет!
— Пусть не у тебя, а у Кулагина — серьезный компромат на Степанцова, пользоваться которым официально я не могу, потому что ты дал ему слово. И как, по-твоему, я должен объяснить это генеральному прокурору? Костя — другой вопрос, он хоть поймет ситуацию, а вот генеральный — вряд ли. И потом, почему ты веришь Кулагину, что компромат, если мы прикроем расследование, все равно не всплывет однажды — рано или поздно? И как будем выглядеть мы, оставившие без внимания «предупреждение» анонимного автора о том, что Степанцов очень нечист в моральном плане? Вон сколько я тебе вопросов накидал. И ни на один у нас с тобой пока нет четкого и определенного ответа.
— Хорошо, выкладывай свои предложения.
— Этому Кулагину ты можешь сказать, что мне оказалось достаточно того, что компромат видел ты. Тебе я верю, но вовсе не собираюсь бросать дело если того не потребует сам Степанцов. А у него такая попытка была, правда, очень робкая. И меня интересует уже не Степанцов, как таковой, а тот аноним, причину анонимности которого я и пытаюсь понять и раскрыть. И потребовать у него, а не у Кулагина, доказательств неблаговидной, преступной, называй, как угодно, деятельности Степанцова в бытность его судьей Сокольнического народного суда. При этом, если именно такой вопрос его волнует, честь еженедельника, мое расследование пока никаким боком это печатное издание не задевает. А еще посоветуй ему запрятать свой компромат подальше, ибо его активность в этом вопросе может войти в противоречие с интересами его работодателей, и тогда, после такого прокола, он может многого лишиться. Ну а что касается сноса жилых построек, возведенных незаконным образом, напомни ему слова Анатолия Папанова: «Тибе посодють, а ты не воруй!» Не поймет — это уже не наши с тобой, а его личные проблемы.
— Гладко у тебя получается, — с сомнением заметил Грязнов.
— На это тоже могу ответить, — возразил Турецкий, — старой присказкой: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить…» Впрочем, Славка, если я тебя не убедил, давай обратимся к третейскому судье — к Косте. Я почти уверен, что он в данном случае поддержит меня, несмотря на то что и ему, я знаю, точно так же, как и мне, совсем не понравится твое предложение. И потом, Славка, ты стопроцентно уверен в том, что фотографии — не монтаж? Сами ж говорили.