Поговорили о его семейных делах, перекинулись на Турецкого, пребывающего временно в одиночестве, но ведущего, оказывается, неуловимую и непредсказуемую внеслужебную жизнь.
Саня, естественно, получил очередной втык от Кости, за неправедный образ жизни, Грязнов немедленно поддержал в этом вопросе Меркулова, и могло даже показаться стороннему наблюдателю, что им обоим сейчас это доставляло особое удовольствие, да и других забот не было, как «воспитывать» Турецкого. А Александр Борисович воспользовался установившимся между Грязновым и Меркуловым единодушием и мягко вернулся к вопросу о расследовании. Доказывая тем самым, что он всегда думает только о работе, и не надо на него вешать всех собак, кошек и прочую дохлую нечисть.
Костя не заметил, или сделал вид, что не заметил, такого перехода.
— Между прочим, — сказал он, — я обдумал твое соображение насчет командировки. В нем есть немало аргументов «за».
— Хотелось бы знать, — заметил Турецкий.
Грязнов, который не был в курсе, уставился на них с вопросом в глазах.
— А что хоть за командировка-то?
— Да вот, Сане захотелось в Штаты ненадолго слетать, — снисходительно ухмыльнулся Меркулов.
— Это куда же? А-а! В Бостон? — догадался Вячеслав.
— У тебя есть на этот счет свое мнение? — спросил Костя. — Ты ж ведь у нас информирован полностью, не так ли?
— Нет, ну всего-то я не знаю, но в общих чертах — да. А что, я бы поддержал.
— А почему, не хочешь объяснить? — продолжал с улыбкой настаивать Меркулов.
— Ну… не для того, конечно, чтобы проветриться, это понятно. Машинка-то пишущая, хотим мы или не хотим, пока не найдена. А нет ее, нет и доказательств.
— Значит, теперь ты считаешь, что расследование продолжать надо?
Ох и ехидный же человек, этот Костя!
— Поездка нужна только в том случае, если расследование будет продолжено, — серьезно заговорил Вячеслав. — А своей постановкой вопроса ты как раз и подчеркнул его необходимость, так что не переваливай проблемы с больной головы на здоровую! — Он шлепнул себя по темени. — На мою! И мое предложение сегодня, вы оба знаете, чем оно было продиктовано. Не принято — у меня язык на замке. Надеюсь, что у вас — тоже. Для моего и вашего же дальнейшего спокойствия. А компромат, Костя, как ты верно подметил, лежит в конверте не для того, чтобы набираться крепости, подобно хорошему коньяку… Кстати, я полагаю, надо налить, — что он и сделал и, поднимая свою рюмку, закончил: — А когда он всплывет, попомните мои слова: в наше жестокое время всегда найдется возможность договориться на приемлемых для обеих сторон условиях. А жесткую позицию, основанную лишь на высочайших принципах морали, не очень понятных, к слову, большинству наших соотечественников, мы все уже не раз ощущали на собственных шкурах. Я в данном случае не по поводу твоих возражений, Костя, я, как бы это, вообще.
— Ну, вообще так вообще, — словно отмахнулся Меркулов. — И говорить, значит, не о чем. Но ты все-таки считаешь, что лично я против каких-то договоренностей? И из-за этой моей, опять-таки жесткой, позиции могут в ближайшем будущем возникнуть непредсказуемые неприятности?
— Ну не у тебя же, Костя. И не у Сани. И не у меня тоже. Но они, можете поверить мне на слово, обязательно будут.
— Как у нас говорят? — усмехнулся Меркулов. — Чему быть, того не миновать, так что не будем расстраиваться. А ты, Саня, так уж и быть, готовься в командировку. Сделай необходимые звонки в Мюнхен, в Нью-Йорк, куда еще? Выясни местонахождение фигуранта и — с Богом. А я со своей стороны постараюсь утрясти твой вопрос с генеральным…
Потом, когда они уже покончили с ужином, Костя вдруг засобирался. На него иногда находило такое настроение — ехать домой, и никаких тебе. Почти беспричинно. Но, видно, нужда все-таки имелась, потому что он стал поглядывать на часы, словно куда-то опаздывал.
Грязнов с Турецким вызвались его проводить, ибо у обоих вдруг одновременно возникло желание продолжить, но теперь у Сани, в доме которого, правда, не было никакой закуски. Вячеслав Иванович быстро соорудил пару свертков, сунул их в полиэтиленовый пакет и вручил Турецкому.
— На, теперь ты будешь хозяином, — тихо сказал он, тайком от Кости, чтобы тот не обиделся, будто они затевают что-то интересное, а его с собой не приглашают.
Дело в том, что Костина реакция была им теперь понятна, и обсуждать варианты в его присутствии не хотелось. А обсудить надо было, пока события не начали развиваться сами по себе, возможно с пугающей быстротой. Что тоже не исключалось. И у Грязнова, и у Турецкого были по этому поводу свои, достаточно веские соображения.