На следующий день дядя снова завел разговор о геройстве. Он был веселый, смеялся, и ему, кажется, не было никакого дела до Костиных страданий.
— Не идут к тебе твои хлопцы, атаман, — поддел он Костю. — Почему бы это?
— Не идут — и не надо. Обойдусь и без них.
— Не надо, не надо… А сам надулся как мышь на крупу. Скажи лучше, ты знаешь, чего хотят твои хлопцы?
— Ничего они не хотят, — ответил Костя со злостью. — Когда было все хорошо, так и они были хорошие, а как плохо…
— Эге, братец атаман, так говорить не годится. Можешь сколько тебе угодно злиться, но делу этим не поможешь. Волейбол у вас в прошлом году отобрали?
— Отобрали. — Костя удивленно посмотрел на дядю.
— Так почему же ваша коммуна тогда не распалась?
— Я придумал делать самокаты, потом мы в школе пьесу ставили. Ну, и думали, что победим Тарабана…
— А нынче, значит, и самокаты не помогают, — улыбнулся дядя. — Дрянь твои дела, Костя…
Днем дядя ходил на село и на станцию, а под вечер вернулся необычайно веселый.
— Знаешь что, Костя, — сказал он. — На какое лихо сдалась тебе эта Титова сажалка? Видел я ее. Это же какая-то грязная лужа, а не сажалка. Смрад там стоит такой. Давай выкопаем новую.
— Вдвоем? — удивился Костя.
— Попробуем вдвоем, а там видно будет…
Вечером, вооружившись лопатами, белоголовый Костя вместе с дядей Петром зашагали на первомайский выгон. Они шли и не видели, что за ними сквозь щели заборов следят пытливые глаза первомайских мальчишек. И когда дядя, сняв верхнюю рубашку, взялся за лопату и начал рубить ею дерн, подошло трое любопытных. Они были еще без лопат.
— Кто не копает, купаться не пустим, — сказал дядя и поплевал на руки. — Эх, и сажалка будет!..
В тот вечер пришли с лопатами шесть мальчишек.
Дядя Петро поехал обратно в свой город через три дня.
Тогда еще не было выкопано даже половины сажалки.
На Тарабановых сборах Яша теперь не появлялся. Он был занят. Рогуля все еще не могла ходить в стаде, за нею требовался особый присмотр. Мальчик страдал от одиночества. Пепа блуждал между пнями, отыскивая какие-то травы. Он мог ходить так целый день, не промолвив ни слова. Его, кажется, ничто не интересовало на этом свете, кроме своих собственных мыслей и сбора лекарственных трав.
Однажды Яша встретился с Колошканом. Змитрок вылез из ольшаника, перед которым паслась Рогуля. Он тащил на спине огромную вязанку сочной бобовой ботвы.
— Я теперь к Тарабану не хожу, — сразу признался недавний командир полка. — Он совсем одурел. Пусть со своим Понедельником милуется. Задавака…
Змитрок ругал рыжего Алешу последними словами. Он, видно, не мог простить ему своего унижения около Титовой сажалки. Алеша избил его тогда совсем понапрасну.
— Он еще меня попросит, чтоб пришел, — горячился Змитрок. — Но дудки, не на того напал. Можешь передать ему.
— Я не пойду к Тарабану, — сказал Яша. — И не буду ему ничего передавать. Не хочу я больше с ним…
Змитрок просиял. Он сидел на вязанке бобовника и улыбался.
— Я так и знал. Тебя Алеша тоже бил, так зачем за ним бегать? Думаешь, я за этим бобовником сюда пришел? На черта он мне. Принесу бабке, пусть не ругает, что гуляю. Я хотел тебя повидать…
Колошкан пробыл с Яшей до самого вечера. Они вместе гнали Рогулю домой.
— А тебе не страшно с этим дурачком Пепой? — спросил по дороге Змитрок.
— Он умный, — защищал Пепу Яша. — Он, если бы захотел, мог бы учителем стать.
— Учителем? — удивился Колошкан. — Тарабан прикажет, так он пляшет на улице. Какой же из него учитель, если у него одной клепки не хватает?
— А разве дурак может решить задачу? А Пепа какую хочешь решит в уме, без всякой бумаги. Он только ничего не хочет. Кто ему что скажет, то он и делает. Может, он больной немного. А так он умный…
— Так почему же он всех слушает?
— Не знаю, я же говорю, может, хворый…
Змитрока поразило, что пастух не боится гадюк и бродячих собак. Они всю дорогу разговаривали о Пепе и не пришли ни к какому определенному выводу.
— У него, должно быть, одна половина головы умная, а другая нет, — высказал догадку Змитрок. — Но почему его не кусают змеи?
Этого Яша не знал.