Этой весной мне пришлось наведаться в Березняки. Оставил я их в тот же год, что и Панасюк, — меня также перевели в другую газету. С командировкой этой газеты я и приехал в район, в котором когда-то делал свою первую полосу. Конечно, я волновался, как волнуется каждый, кто вспоминает тропинки своей юности. Как и в тот первый приезд, попал я в Березняки вечером и сразу зашагал к Панасюковой хате. Хотелось мне повидаться с березняковским редактором. Я почему-то считал, что обязательно застану Панасюка дома.
Но дома березняковского редактора я не застал. Да и вообще в дом этот гостем зайти еще нельзя было. Стоял он с забитыми крест-накрест окнами и всем своим видом говорил, что его хозяин еще не вернулся. А вокруг соседнего домика, который начинал строиться вместе с Панасюковым, уже шумел молодой сад, и веяло от этого гнезда достатком и покоем. Мне же пришлось идти ночевать в гостиницу.
1957
ДЕЛО О КОНОПЛЕ
Перевод Е. Мозолькова
На выбоине «газик» подбросило, мотор заглох, и машина, пробежав несколько метров, остановилась.
— Специалист из тебя! — сказал секретарь райкома Николай Иванович Козаченок, открывая дверку и вылезая. — Каждой колдобине кланяешься.
— Специалист, — не обижаясь, подтвердил шофер Иван Лемех, плечистый, рябоватый хлопец с насмешливыми серыми глазами. — Этот драндулет давно пора в музей сдать, а я вас катаю.
День был летний, пасмурный, низко над землей плыли тяжелые рваные облака. Последнюю неделю безостановочно лил дождь, и дорогу развезло. Иван, подняв капот и что-то насвистывая, копался в моторе, а Николай Иванович нетерпеливо похаживал по обочине. Окрестности по радовали глаз. По обеим сторонам дороги лежали скошенные луга: трава, оставшаяся в рядах, порыжела от дождя. По прокосам о независимым видом шествовали два аиста, тыча время от времени своими красными клювами в землю. Где-то в березняке, вплотную подступавшем к лугу, ревела корова. Было холодно и неуютно, будто на землю ступила поздняя осень.
— Сели в лужу, — проговорил Николай Иванович, занятый какими-то своими мыслями.
— Поехали! — весело крикнул Иван. — Молитесь богу, чтобы не сели около моста.
«Газик», погрузившись до самого радиатора в воду, медленно преодолевал лужу. Наконец машина выбралась на хорошую колею.
— Мне медаль нужно дать за работу, — сказал Иван, поворачиваясь к секретарю и подмигивая неизвестно кому. — Сорок тысяч на этой балалайке наездить — не шуточки. Ее списывать хотели, а я земной шарик на ней обкрутил, если мерить по экватору. При одном капитальном ремонте и без единого выговора…
Секретарь улыбнулся. От этого его утомленное, немолодое лицо с двумя резкими морщинами, начинавшимися возле уголков губ, стало красивее и добрее.
— Выговор, допустим, ты еще можешь заслужить, — сказал он. — Сделаешь еще одну посадку посреди лужи — вот тебе и выговор.
— Не-ет! — запротестовал Иван. — Хотите моим же пальцем — да в мой же глаз. Чижевскому выносите выговор, а не мне. Эту дорогу не ремонтировали с того времени, как стоит белый свет. По ней танк не пройдет, не то что несчастный «козел». Чижевский начальства не любит, поэтому и дорогу не хочет ремонтировать. Чтобы меньше к нему ездили…
— Ну, ты скажешь…
Впереди показался перекинутый через речушку деревянный мост, а перед ним огромная, через всю дорогу, лужа. Иван сразу онемел. Лицо его стало злым, а руки будто прикипели к баранке. «Газик», гоня перед собой волну мутной, грязной воды, осторожно проходил опасное место. Уже на середине лужи шофер вдруг включил газ, и машина мгновенно выскочила на деревянный настил моста.
— Так Суворов брал крепости, — с нескрываемой гордостью заявил Иван, правой рукой вытирая вспотевший лоб, а левой держа руль. — Главное — решительность и натиск…
— Стратег, — сказал секретарь. — Ты действительно когда-нибудь получишь медаль…
Дорога пошла лесом. Ветви раскидистых берез и ольхи нависли над самой дорогой, густой белый туман, выползая из лесных низин, окутывал все вокруг. Пахло гнилью и грибами. Крупные капли воды, спадая с листьев, барабанили по брезенту, которым была обтянута кабина «газика».
— Я говорю правду: Чижевский не любит начальства, — говорил Иван. — Знаете, как называют теперь «Красный восход»? Полыковичская автономная республика. В прошлом году Чижевский такой номер отколол. Этот мост проломился от трактора, так он его не ремонтировал до тех пор, пока не кончил сев. Из района в Полыковичи за всю весну пробрался только Тимофей Петрович. Довез я его до этого моста, он здесь разулся, сбросил штаны, и, дай бог здоровья, босиком по воде. Уже с другого берега крикнул мне, чтоб я приехал за ним через два дня. Тогда же и эта история с коноплей выплыла наружу. В газете уже позже писали, когда мост отремонтировали, корреспондент специально приезжал проверять факты…