Синий занимался исключительно оборотом мелких партий героина и гашиша, в то время как его лагерный друг не брезговал и другими способами улучшения своего материального положения. Однако и Перец не избежал ударов коварной судьбы. Буквально через неделю после того, как Олежку выгребли из подъезда его дома, он сам оказался в опальном положении. Очень удачный «влом» в квартиру, где живет богатая армянка, принес долю в пять тысяч долларов, но отправил несчастного Перченкова в скитания. Двоих подельников арестовали, потом одного выпустили. Скорее всего, того, кто и назвал имя Перца как третьего участника махновского налета на квартиру армянки. Перца объявили в розыск, но истинную причину такой лютой ненависти властей к другу Семенихин не знал.
Но это случится только через неделю. А в тот злополучный для Олежки вечер он спокойно пил пиво с Перцем, подсчитывал прибыль, а друг рассуждал о том, как бы однажды правильно обнести квартиру, которая была расположена напротив.
– Там море баксов и рыжья, – вздыхая, как от неисполненного новогоднего желания, говорил Олежке лагерный кент. – Хозяин – соучредитель банка «Акцент». Пять минут работы – и мы на Коморских островах.
– Почему на Коморских? – попытался уточнить Семенихин.
– Я вчера в журнале «ГЕО» читал, – пояснил Перец. – Стащил с лотка на улице. Там, Синий, солнце – размером с тарелку…
– Дурак, это фотомонтаж, – усмехнулся Семенихин. – Где ты видел солнце размером с тарелку?
– В журнале «ГЕО»…
Вскоре Перец поведал, что квартира на сигнализации, поэтому если уж рисковать, то лучше лезть в сам банк.
Время шло, наркотики продавались, капитал множился.
Все было хорошо до тех пор, пока Олежку не задержал этот проклятый патруль. Допив бутылку пива, Семенихин попрощался с приятелем и решил отвезти «под заказ» два грамма героина. День заканчивался хорошей прибылью. В тот момент, когда он выходил из подъезда дома, его по лестнице уже догоняли те двое, что, очевидно, читали тот же журнал, что и Перец. Но, в отличие от семенихинского друга, они не знали о сигнализации в квартире.
В течение двух часов Олежке Семенихину пришлось объяснять доблестным сотрудникам милиции, что он и эти двое – не знакомы друг с другом. Главная же неприятность заключалась в том, что при задержании у Олежека изъяли те самые два грамма. Собственно, изъяли не при задержании, а лишь в дежурной части отдела милиции. Семенихин вспомнил о двух маленьких кружочках целлофана лишь тогда, когда помощник дежурного вывернул его карманы.
И тут Олежка проявил чудеса сообразительности, заявив, что это – гнусная инсинуация сотрудников правоохранительных органов. Что, собственно, и доказал в процессе адвокат Желябин Моисей Лаврентьевич.
Когда Синий узнал, что приговор по его делу будет выносить судья Струге, им овладел тихий ужас, но Желябин успокоил его, сказав, что Антон Павлович и есть тот, кто вынесет законный приговор. А какой еще можно вынести приговор, помимо оправдательного, если героин изымался не на месте, а в дежурной части, и обнаружил его помощник дежурного не в присутствии понятых. И к тому же Семенихин, брызжа слюной, клялся могилой своей живой матери, что несчастный помощник засунул ему в карман героин своими собственными руками.
И уже через неделю после того, как довольный Синий вышел из зала, его старинный друг Перец предложил ему рискованную, но заманчивую делюгу. В соседнем с Центральным районе уже давно застоялся, отсвечивая девственной чистотой и непорочностью, меховой салон «Женни». Ночью там дежурил вечно пьяный охранник из числа подрабатывающих в свободные дни ментов, а сигнализации вообще нет. «Если дело выгорит, – говорил Перец, – то уедем к солнцу». Семенихин согласился, и «вчерашним днем, часу в шестом» двое бывших зоновских корешков посетили салон «Женни». Посещение закончилось выстрелом жаканом в лицо охранника и выносом на улицу сорока норковых шубок. На следующее утро из телевизионных новостей Синий узнал, что они, оказывается, вынесли не сорок, а пятьдесят шуб.
Олежка точно помнил, что сорок, а не пятьдесят, так как на следующий день, приехав на квартиру, где хранился предмет разбоя, лично пересчитал наживу. Их было по-прежнему сорок. Он позвонил по мобильному Перцу, который незамедлительно приехал. Перец, в отличие от Семенихина, во время «чистки» салона товар не пересчитывал, поэтому такое несоответствие в десять единиц он воспринял с известной долей недоверия. Менты по телику сообщают, что неизвестные завладели пятьюдесятью шубами, а Синий звонит ему с квартиры, где хранится добро, и сообщает, что шуб сорок.
Такую нестыковку Перец отнес за счет ловкости подельника, однако, обладая зоновскими понятиями о доказательствах, предъявлять другу «косяк» пока воздерживался.
Но в этот вечер Перец не выдержал. Глядя, как его друг поглаживает ласковый мех и воркует над ним, как голубь, Перец вдруг спросил:
– Синий, скажи правду: где десять тулупов?
Семенихин, ожидавший всего, но только не обвинений в крысятничестве, почувствовал, как в груди закипает гнев, а ноги подламываются от возмущения. Усевшись в одно из кресел с шубой в руках, он выдавил:
– Ты… считаешь, что я утаил от тебя те десять шуб, за которые мусора в «хрониках» трещат?
Перец тянул из банки пиво и прогуливался по комнате. Он собирался в этом деле ставить точку.
– Нет, Синий, я не буду возмущаться, если ты отдашь мне двадцать пять шуб, а себе возьмешь пятнадцать. Десять ведь у тебя уже есть?
– Да ты че?!! – взорвался Олежек. – Я когда-нибудь давал тебе повод заподозрить меня в блядстве?! Когда меня три месяца назад под окнами твоей хаты мусора брали с «весом», я даже слова о тебе не сказал! Ментам пояснил, что домом ошибся, а ведь мог показать на тебя. Десять шуб… Тебе в голову не приходит, что хозяева салона списали десять шкур для отчета перед своими основными хозяевами, а? Там сорок шуб было, а не пятьдесят! Я сам считал, Перец…
– Что же ты сразу мне не сказал? А сообщил лишь из этой квартиры, по мобиле? И почему не сказал, что едешь сюда без меня? Странно, правда?
– Что ты хочешь этим сказать, зараза?.. – едва слышно прошептал Семенихин. – Что я тебя обворовал?..
И Перец сорвался окончательно.
– Я хочу сказать, что ты, когда услышал по телевизору новости, очень быстро сообразил, как заработать больше, чем я. Ведь мы после делюги свалили в квартире шубы и смотались до утра? Кто их считал? Никто! А ты говоришь, что успел посчитать. Когда же, Синий? Как ты мог это сделать, если мы с тобой из хаты вышли вместе?
– Идиот! Я шубы пересчитал еще в салоне! – От несправедливого обвинения лицо Олежки пошло пятнами. – Мы вместе сидели. Как ты можешь мне такое предъявлять?! Мы же вместе жрали баланду и били в зоне «сук»! Да подавись ты этими шкурами… Ты, Перчина, сам шкура.
Встав с кресла, Синий с размаху врезал Перцу в челюсть. Это было настолько неожиданно, что тот выронил банку и смешно упал задом на пол. Из одной ноздри медленно выбежала широкая струйка крови.
Синий больше бить не собирался, считая, что инцидент исчерпан, и Перцу как правильному пацану нужно адекватно оценить реакцию друга на случившееся и не обижаться. Встряхнуться и понять, в конце концов, что он не прав. Однако у Перца был собственный сценарий окончания конфликта.