Позабыв, что находится в одной компании с юной дамой, Антон наклонился и в сердцах сплюнул в урну.
На глазах Алисы происходили странные вещи. Ее предшественница, Алла, уверяла ее, что Антон Павлович – честнейший человек с тончайшими струнами души. Эти струны нужно беречь и не щипать. Иначе она вернется и выщиплет все струны из души Алисы. Сейчас же девушка сидела на стуле, и ей казалось, что мир перевернулся. В течение одного утра случилось то, что с ее наставницей в суде не случалось многие годы. Потерялось уголовное дело, Антон Павлович отругал двух старух, как прораб – бригаду маляров, и сейчас с отсутствующим взглядом плевал под стол.
– Значит, так…
Услышав это, она вернулась в реальный мир.
– О пропаже дела – никому ни слова. Работать так, как будто ничего не случилось. Если кто-то спросит о деле Цебы, отвечай – оно у Струге. Под этими «кто-то» тебе нужно понимать всех, включая председателя Верховного суда и Генпрокурора. Все – ты в домике. В норке Кролика. В Зазеркалье. Поняла?
Алиса поняла. Не говорить никому правды, какой бы горькой она ни была, а все стрелы переводить на своего единственного сейчас покровителя. Задача проста, как процесс строгания морковки на терке. «А где…?» – «У Струге Антона Павловича». Все. Большего от секретаря-растяпы судья не требовал.
– А… Что мы сейчас будем делать? – спросила Алиса, едва закончив уборку.
– Работать. Что у нас было запланировано после несостоявшегося процесса?.. Кстати, где эта телефонограмма адвоката, которую ты приняла? Еще раз отпустишь заседателей или поступишь подобным образом – уволю. – Антон снова растер горящее лицо руками. – Да, уволю…
«Господи, – подумала не верящая в помощь всевышнего Алиса, – сделай так, чтобы он меня уволил прямо сейчас…»
Так кто же все-таки страдает клептоманией в особо крупных размерах?
Желябина Антон отбросил из числа подозреваемых сразу, едва опять вспомнил деда, едва передвигающегося на костылях по коридорам суда. Старик был силен умом, но слаб здоровьем. Его не увольняли из коллегии адвокатов на пенсию лишь потому, что он достиг всех высот, какие может достичь юрист, и сохранял в своем, весьма преклонном возрасте здравый рассудок. Он был из тех артистов, которые кончают свои дни на сцене. Понятно, что этот уважаемый человек украсть дело из кабинета судьи не мог ни при каких обстоятельствах. Никого, помимо его и Семенихина, за время отсутствия Струге в кабинете не было. За исключением, разумеется, Алисы.
А потом пропало дело. Самым волшебным образом. Этим волшебником мог оказаться лишь наркоман Семенихин. Но зачем ему воровать чужое дело, если его собственное только что закрылось самым невероятным и счастливым образом? И потом, зачем гадить судье, даровавшем тебе «вольную»? Однако не исключено, что Олежек Семенихин прибыл за копией приговора под сильнейшим «газом». Старик Желябин хоть и здрав рассудком, но определить состояние молодого наркомана вряд ли в состоянии…
Из потока проносящихся мыслей Антона вырвал телефонный звонок. «Наверное, звонит Николаев, чтобы попросить принести дело Цебы, – первое, что пришло в голову Струге, когда он снимал трубку. – Как правило, все подлости следуют одна за другой с сумасшедшей скоростью…»
Но звонил Марков, дежурный по Центральному РОВД.
– Антон Павлович, записывай. Цеба Артур Алексеевич. Семьдесят пятого года выпуска. Проживает на улице Малая, дом пятнадцать, квартира сорок. Так, что еще?.. Ага, владеет автомобилем «ВАЗ-21083» с государственным номером А444АТ. Судим по «старой» «сто сорок четвертой», часть третья. Три с половиной года «отдыхал» под Соликамском. Ну, вот и все. Что-нибудь еще?
– Нет, спасибо.
Антон попрощался и повесил трубку.
Что из всего этого следует? Что Цеба – бывший вор, которого не исправила даже зона. Впрочем, кого она исправляет? Скажем так – ничему не научила, раз он после тайного хищения прибег к хищению открытому, да еще – с применением насилия, опасного для жизни. Не своей, понятно, жизни – чужой. «Ничего там нельзя сделать»? Конечно, можно. От восьми до пятнадцати с конфискацией имущества.
И «отметется» у Цебы и «восьмерочка» с модным номером, и хата на Малой… Как это «ничего нельзя сделать»? Если следователь поработал на славу, то не только ничего, а очень много чего можно сделать! Но только если – на славу…
Стоп…
Струге поднял глаза на Алису, которая сидела за столом и строчила какой-то документ. Судья вдруг почувствовал, как по спине пробежал холодок. А девушка сидела, писала, время от времени поднося к лицу платок к лицу и вытирая нос…
Она была так мила и наивна с этим вышитым по кайме платочком, что Антон вновь покорил себя за недавнюю грубость. Вряд ли она могла… А раз так, тогда почему он срывает на ней свое зло? Да потому, что именно при ней исчезло дело!
– Алиса, девочка… Ты еще не отнесла в канцелярию дело Семенихина?
– Нет еще. Простите, я не успела, Антон Павлович… С этим кошмаром…
– Ничего, я могу тебя успокоить. Он только начинается. А что дело не отнесла – так это даже хорошо. Значит, ты сейчас без труда мне напомнишь адрес, по которому проживает Олег Александрович Семенихин.
Он хотел только одного – не ошибиться. И он не ошибся.
– Улица Малая, дом пятнадцать. А квартира… Сейчас. – Она склонилась над листом. – Квартира восемь.
Он не ошибся.
Бывший подсудимый, а ныне оправданный Семенихин Олег Александрович проживал с подсудимым Цебой Артуром Алексеевичем в одном доме.
Точнее – в одном подъезде.
Глава 3
Да, это была весна. Дерзкая и беспощадная, она врывалась на улицы города и точила своими ручьями бетонные ограждения тротуаров. Даже ветер, который всего три недели назад насквозь пронизывал одежды, теперь, казалось, лишь поглаживал своими прохладными ладонями кожу лица. Зима ушла.
Струге вырвался на улицу сразу, едва понял причину, по которой уголовное дело могло пропасть из его кабинета таким беспардонным образом. Все заседания на сегодня отменены. Так гласила табличка, которую Алиса вывесила после «бегства» Антона. «В связи с болезнью судьи» – разъясняли слова, каллиграфически выведенные секретарем.
Но Антон не был болен, а бежал он только с целью успеть сделать то, что могло бы предотвратить необратимые последствия. Дорога была каждая секунда. Семенихин спер дело, а этот парень – не желторотый юнец, желающий пошутить. Семенихин – прожженный наркоман, зэк и просто нехороший человек, который понимает, что чем быстрее он избавится от дела, тем меньше шансов попасть за решетку – теперь уже надолго.
Но у Антона был шанс. Если бы дело касалось одного Семенихина, Струге уже никуда бы не торопился. Уголовное дело по обвинению этого чумового наркуши было бы либо сожжено через десять минут в гаражах сразу после выхода из здания суда, либо съедено целиком – от корки до корки – еще в тот момент, когда его непослушные ноги двигались по лестничным пролетам дворца правосудия. Лучше получить завороток кишок или запор, гарантирующий кесарево сечение, нежели отправиться в «столыпине» на срок, гарантирующий поездку в один конец.
Но сейчас был совершенно иной случай. К украденному делу Семенихин не имел совершенно никакого отношения! Это был лишь шанс «срубить» на халяву денег. Ну какой прожженный каторжанин, которым, если верить Маркову, является Цеба, пожалеет денег на то, чтобы выкупить у какого-то обкуренного охламона личное уголовное дело. Пусть Цеба сейчас в тюрьме – хотя Антон не имел представления о подробностях дела. Пусть! Он, даже находясь в «крытке», легко выкупит документы и уже через пару недель окажется на свободе. Его хохот будет услышан даже папуасами в Новой Гвинее!