– Он думает, я шучу, – сказал Форбс, толкнув локтем Фелпса.
– Он не шутит, – засмеялся Фелпс.
– У нас в городской уголовке кого только не встретишь, – пояснил Форбс.
– Еще бы, – усмехнулся Хейз. Фелпс посмотрел на часы.
– Нам пора, – объявил он. – Вы, ребята, держите нас в курсе, идет?
– В трех экземплярах, – добавил Форбс.
– Мы потрясены тем, что вы вообще явились сюда в такой холод, – сказал Карелла.
– Сегодня еще не очень холодно, – отозвался Форбс. – У нас выпадают дни, когда зуб на зуб не попадает.
– Послушайте, – заговорил Хейз с таким видом, будто его озарила гениальная мысль, – а почему бы вам самим не заняться расследованием этого дела?
– Нет, – решительно сказал Форбс.
– Не полагается, – добавил Фелпс.
– Правила не позволяют, – объяснил Форбс.
– Убийство должен расследовать тот участок, куда впервые о нем сообщено, – сказал Фелпс.
– Конечно, только я думал...
– Нет.
– Я думал, – настаивал Хейз, – что, поскольку вы такие эксперты по гериатрии, то вам и карты в руки...
– По чему?
– По гериатрии, – повторил Хейз.
– По чему?
– Ладно, забудем, – сказал Хейз.
Краем глаза Карелла заметил, что в подвал спустился патрульный и, стоя у подножия лестницы, зовет его.
– Извините, – сказал он и быстро пошел к лестнице. – В чем дело? – спросил он у патрульного.
– Стив, мы тут задержали какого-то малого, который прогуливался между домами в одной рубашке, без пиджака. По-моему, погода вроде не та, чтобы ходить раздетым, а? На улице не больше сорока двух градусов[1].
– Где он? – спросил Карелла.
– Мы отвели его наверх.
Карелла повернулся и помахал Хейзу.
– В чем дело? – подошел к нему Хейз.
– Патрульные задержали между домами человека. В одной рубашке.
– Ого! – удивился Хейз.
Человек, который бродил по улице, оказался негром могучего телосложения. На нем были только хлопчатобумажные брюки и белая рубашка с распахнутым воротом. Он был очень темнокожим, свирепым на вид, с перебитой переносицей и такими мышцами, что они выпирали из-под рубашки. Он был в кедах, и, когда Карелла с Хейзом приблизились, он, казалось, балансировал на цыпочках, как заправский боксер, готовясь наносить удар за ударом. Рядом с ним стоял патрульный с дубинкой в руках, но негр не обращал на него никакого внимания. Прищурив глаза и широко расставив для равновесия ноги, он смотрел на приближающихся к нему детективов.
– Как тебя зовут? – спросил Карелла.
– Сэм.
– А фамилия?
– Сэм Уитсон.
– Что ты делал в проходе между домами, Сэм?
– Я здесь работаю, – ответил Уитсон.
– Кем?
– Я работаю у мистера Лассера.
– Что ты делаешь?
– Я колю для него дрова, – ответил Уитсон.
На секунду наступило молчание. Карелла посмотрел на Хейза, потом снова на Уитсона. Двое патрульных – тот, что стоял рядом с Уитсоном с дубинкой наготове, и второй, который приходил за Кареллой, – оба одновременно сделали шаг назад и положили руку на кобуру револьвера.
– А что ты делал здесь в проходе, Сэм? – спросил Карелла.
– Я вам сказал. Я работаю у мистера Лассера. Я колю для него дрова.
– Ты колол там дрова?
– Да, сэр, – ответил Уитсон, а затем изо всех сил замотал головой:
– Нет, сэр. Я только готовился колоть дрова, сэр.
– Как ты это делаешь? – спросил Хейз. – Готовишься, хочу я сказать.
– Я шел за топором.
– А где топор?
– Мы держим его в кладовой вместе с другим инвентарем.
– Где именно?
– Вон там.
– Где вон там?
– В кладовой, где весь инвентарь, – ответил Уитсон.
– Ты что, смеешься надо мной, Уитсон? – спросил Хейз.
– Нет, сэр.
– И не вздумай, советую тебе.
– Никак нет, – ответил Уитсон.
Карелла молчал и не сводил с негра глаз. Выражение лица у того было зверским, а сам он казался вполне способным голыми руками снести дом. Да и на вопросы Хейза отвечал так, словно намеренно уходил от ответа, и даже посмеивался, вполне возможно, из желания спровоцировать драку. Если этот человек решит пустить в ход кулаки, не сомневался Карелла, то он уж не успокоится до тех пор, пока не сокрушит все вокруг. Встретившись с таким типом на улице, следовало снять шляпу и, сказав: «Всего хорошего, сэр», убраться восвояси. Если, конечно, ты не полицейский. В данном же случае полагалось разузнать, почему Уитсон шляется в проходе между домами в одной рубашке, когда на улице такой холод, а рядом в подвале лежит человек, в черепе у которого застрял топор. Все это следует выяснить незамедлительно, а поэтому Уитсон должен понять, что от него ждут прямых ответов на прямые вопросы. Не забыть бы только, что стоит ему протянуть руку и схватить тебя за горло, как от тебя останется лишь мокрое место. И кто только посоветовал тебе стать полицейским?
– Ты можешь толком сказать мне, где кладовая с инвентарем? – спросил Хейз.
– Я уже вам сказал. Вон там.
– Может, укажешь расположение, Уитсон.
– Чего?
– Скажешь, где она находится. – Возле веревки для белья.
– А где веревка?
– На столбах.
– А где столбы?
– Вон там, – сказал Уитсон.
– Хватит умничать, – разозлился Хейз. – Если ты намерен таким образом...
– Подожди, Коттон, – остановил его Карелла.
Прислушавшись к Уитсону, он вдруг понял, что тот на самом деле старается им помочь. Только волею природы он выглядел таким могучим, свирепым и страшным, а вот соображал туго. Поэтому он и стоял перед ними, похожий на колосса, готового мстить за семь смертных грехов, отвечал на вопросы, как умел, а им думалось, что он смеется над ними и провоцирует драку.
– Сэм, – тихо сказал Карелла, – мистер Лассер умер.
Уитсон недоуменно заморгал.
– О чем вы говорите? – спросил он.
– Он умер. Его убили. Поэтому, Сэм, постарайся вникнуть в то, о чем мы тебя спрашиваем, и говори правду, когда отвечаешь, потому что теперь, раз ты знаешь, что человека убили, то понимаешь, что можешь оказаться в весьма неприятной ситуации, ясно?
– Я его не убивал, – сказал Уитсон.
– Никто и не говорит, что его убил ты. Мы просто хотим знать, что ты делал в проходе между домами в одной рубашке, когда на улице стоит такой холод.
– Я собирался колоть дрова, – ответил Уитсон.
– Какие дрова?
– Для растопки.
– Сэм, котельная в этом доме топится углем.
– Да, сэр.
– Тогда зачем же колоть дрова?
– У некоторых из жильцов в квартирах есть камины. Мистер Лассер привозит в своем грузовике обрубки деревьев, а я колю их на дрова, за что он платит мне пятьдесят центов в час. А потом продает дрова жильцам.
– Ты работаешь на него ежедневно, Сэм?
– Нет, сэр. Я прихожу на работу по средам и пятницам. Но в этом году Новый год пришелся на среду, и мистер Лассер сказал мне, что я могу не приходить, поэтому в эту среду я не работал, а пришел сегодня. В пятницу.
– Ты всегда приходишь в это время?
– Да, сэр. В три часа дня. Да, сэр, я всегда прихожу в это время.
– А почему так поздно? – Я работаю и в других домах по соседству.
– Делая что?
– Помогаю управляющим.
– Как получилось, что ты получил эту работу у мистера Лассера? – спросил Карелла.
– Я выпросила ее для Сэма, – донесся голос из открытых дверей, и когда они повернулись, то перед ними предстала худая негритянка с угрюмым лицом и горящими глазами. На ней был цветастый халат и мужские шлепанцы, но она прошла мимо патрульных с большим достоинством и, выпрямившись и высоко подняв голову, встала рядом с Уитсоном. Теперь она казалась еще более худенькой и хрупкой. Но Карелла, вглядевшись в нее, вдруг приметил схожесть черт ее лица и лица Уитсона и понял, что это его мать. Словно в подтверждение его догадки, она тотчас спросила: – Что вы делаете с моим мальчиком?
– Вы его мать, мэм? – заинтересовался Хейз.
– Да, – ответила она. Она говорила отрывисто, а голову наклоняла набок, словно держа собеседника под прицелом и собираясь всадить ему пулю между глаз в том случае, если он станет ей возражать. Поджав губы и сложив руки на тщедушной груди, она, точно так же, как и ее сын несколькими минутами раньше, нервно балансировала на цыпочках, будто ожидая, что у подъезда вот-вот начнут линчевать негров.