Голова аукциониста исчезла; он совещался с заводчиком. Прошла минута. Аукционист снова выпрямился на своем стуле.
Благодарю вас, сэр, за начало торга, — сказал он. — Вы слышали, джентльмены, предложение мистера Штрелленгауза из Ливерпуля. Его цена послужит нам отправной точкой. Мистер Штрелленгауз предложил по двадцать фунтов за голову.
Я даю двадцать гиней, — произнес Голлоуэй.
Браво, мистер Голлоуэй. Я знал, что вы примете участие в торге. Вы не такой человек, чтобы упустить этих лошадей. Господа, цена теперь — двадцать гиней за штуку.
Двадцать пять фунтов, — произнес Штрелленгауз.
Двадцать шесть.
Тридцать.
Лондон боролся с Ливерпулем, признанный глава ярмарки — с неизвестным пришельцем. И борьба была странная. Голлоуэй прибавлял по одному фунту, а неизвестный покупатель — сразу по пяти. Эти крупные надбавки свидетельствовали о том, что Штрелленгауз — человек богатый и решительно идет к своей цели.
Голлоуэй долго был полным властелином ярмарок, в толпе теперь радовались тому, что он, наконец, нашел себе соперника.
—Цена теперь — тридцать фунтов за голову, — произнес аукционист. — Слово за вами, мистер Голлоуэй!
Лондонский скупщик пристально глядел на своего неизвестного противника, стараясь решить вопрос, настоящий ли это противник или же только подставное лицо. Кто знает, может быть, Флинн взял его в качестве агента, чтобы подвинтить цену на лошадей?
Маленький господин Штрелленгауз, человек с румяными щеками, которого Доддс заметил в гостинице, стоял впереди, бросая на лошадей быстрые, острые взгляды. Сразу видно было, что это знаток дела.
Тридцать один, — произнес Голлоуэй с видом человека, заявляющего свое последнее слово.
Тридцать два, — быстро проговорил Штрелленгауз.
Голлоуэя это упорное сопротивление рассердило наконец. Его красное лицо стало совсем бурым.
— Тридцать три! — крикнул он.
— Тридцать четыре! — ответил Штрелленгауз. Голлоуэй стал задумчивым и углубился в свою
записную книжку. Он рассчитывал. Партия состояла из семидесяти лошадей. Положим, лошади хороши. У Флинна плохого товара нет, и опять-таки близок охотничий сезон. Этих лошадей всегда продать можно и не дешевле, чем по сорока пяти — пятидесяти фунтов за голову в среднем. В партии есть отличные кони, которые пойдут за сто или даже более фунтов. Все это так, но ведь надо считать стоимость корма и содержания и возможность убыли. Держать лошадей на руках придется не менее трех месяцев, а тут мало ли что может случиться. Лошади могут заболеть, издохнуть, а перевоз-то их в Англию? Это тоже дорогое удовольствие.
Голлоуэй высчитывал все это и думал, какой барыш он может получить, если купить лошадей по тридцати пяти фунтов за голову. И по фунту-то прибавлять рискованно. Прибавить фунт — это значит вынуть из кармана семьдесят фунтов.
Но, как бы то ни было, Голлоуэй не хотел сдаваться. Очень уж ему было обидно, что он побежден каким-то пришельцем. Нельзя терять свой авторитет так легко. Голлоуэю было важно и впредь считаться первым человеком в своем деле. Так и быть! Надо сделать еще надбавку и пожертвовать возможными барышами.
Аукционист с беглой улыбкой на лице обратился к нему:
Вы ничего не прибавите, мистер Голлоуэй?
Тридцать пять, — сердито ответил торговец.
Тридцать шесть! — крикнул Штрелленгауз.
—Я желаю вам удовольствия от вашей покупки, — сказал Голлоуэй, — по таким ценам я не покупаю, но зато продам вам сколько угодно лошадей, раз вы так щедры.
Штрелленгауз не обратил внимания на иронический тон этих слов. Он продолжал глядеть на лошадей. Аукционист оглянулся.
Цена —- тридцать шесть фунтов за штуку, — произнес он. — Партия мистера Джека Флинна покупается мистером Штрелленгаузом из Ливерпуля по тридцати шести фунтов за штуку. Партия покупа...
Я даю сорок, — раздался высокий, звучный голос.
В толпе поднялся шум. Люди поднимались на цыпочки, стараясь рассмотреть, кто такой этот смелый покупатель. Доддс был очень высок ростом и поэтому без труда увидал этого человека. Рядом с Голлоуэем стоял иностранец с аристократическим лицом, которого он видел в ресторане.
«Однако это становится интересным», — подумал Доддс. Ему было очевидно, что он находится накануне чего-то, что он еще не может себе уяснить. В самом деле, что за странность? Двое иностранцев получают по телеграмме и покупают по бешеным ценам лошадей. Что, в самом деле, такое все это значит?
Аукционист оживился. Сидевший рядом с ним Джек Флинн был на седьмом небе от удовольствия, глаза его сверкали. Пятьдесят лет он торговал лошадьми, но никогда, никогда не продавал свой товар по таким ценам.
Как ваше имя, сэр? — спросил аукционист.
Манкюн.
Адрес?
Манкюн из Глазго.
Благодарю вас за назначенную цену, сэр. Господа, мистер Манкюн из Глазго дает по сорока фунтов за голову. Кто больше?
Сорок один! — крикнул Штрелленгауз.
Сорок пять! — ответил Манкюн.
Роли переменились. Теперь настала очередь Штрелленгауза набавлять по единицам, тогда как его соперник набавлял сразу по пяти фунтов. Но, несмотря на это, Штрелленгауз продолжал упорствовать.
Сорок шесть! — сказал он.
Пятьдесят! — закричал Манкюн.
Это — пара беглецов из сумасшедшего дома, — сердито прошептал Голлоуэй. — Будь я на месте Флинна, я попросил бы их показать, какие у них деньги.
Очевидно, та же мысль пришла и аукционисту, ибо он сказал:
—Извините, джентльмены, но в таких случаях просят вносить залог в обеспечение серьезности намерений. Вы извините меня, господа, но я должен исполнять свои обязанности. Люди вы мне незнакомые...
Сколько? — лаконично спросил Штрелленгауз.
Скажем, пятьсот фунтов.
Вот вам билет в тысячу.
Вот еще билет в тысячу фунтов, — заявил Манкюн.
Это очень любезно с вашей стороны, джентльмены, — сказал аукционист, забирая билеты, — прямо даже приятно видеть такое оживленное состязание. Мистер Манкюн назначил по пятидесяти фунтов за голову. Слово за вами, мистер Штрелленгауз.
Джек Флинн что-то прошептал аукционисту.
—Совершенно верно! — сказал аукционист и, обращаясь к покупателям, произнес: — Джентльмены! Мистер Флинн, видя, что вы оба крупные покупатели, предлагает вам присоединить к торгуемой партии партию его брата, мистера Тома Флинна. В этой партии тоже семьдесят лошадей таких же качеств, как и лошади мистера Джека Флинна. Всех лошадей пойдет таким образом сто сорок. Имеете ли вы какие-либо возражения, мистер Манкюн?
Никаких.
Вы, мистер Штрелленгауз?
Мне это предложение очень нравится.
—Это великолепно, прямо великолепно! — воскликнул аукционист. — Итак, мистер Манкюн, вы предлагаете по пятидесяти фунтов за голову, имея в виду все сто сорок лошадей?
— Да, сэр.
Толпа шумно вздохнула. Сразу — семь тысяч фунтов! Такого в Дансло даже никогда не слыхали.
—Вы прибавите что-нибудь, мистер Штрелленгауз?
Пятьдесят один.
Пятьдесят пять.
Пятьдесят шесть.
Шестьдесят.
Присутствующие верить своим ушам не хотели. Голлоуэй стоял, разинув рот и вытаращив глаза. Он ничего не понимал. Аукционист был принужденно развязан, делая вид, что его эти цены не изумляют. Джек Флинн из Кильдара блаженно улыбался и потирал руки. Толпа пребывала в гробовом молчании.
—Шестьдесят один фунт! — сказал Штрелленгауз.
С самого начала торга он стоял неподвижно. На его круглом лице не было и признака волнения. Соперник его, напротив, волновался, глаза его сверкали, и он постоянно дергал себя за бороду.
Шестьдесят пять! — закричал он.
Шестьдесят шесть.
—Семьдесят! Штрелленгауз молчал.
Вы ничего не скажете, сэр? — обратился к нему аукционист. Штрелленгауз пожал плечами.
Я покупаю для другого, и я достиг предела своих полномочий. Если вы мне позволите послать телеграмму...
К сожалению, сэр, это невозможно. Торг не может быть прерван.
В таком случае лошади принадлежат этому джентльмену.
Он первый раз взглянул на своего соперника, и взгляды их скрестились, как две рапиры.
Надеюсь увидеть этих лошадок, — добавил он.
Я тоже надеюсь, что вы их увидите, — лукаво улыбаясь, ответил Манкюн.
И они, раскланявшись друг с другом, расстались. Штрелленгауз пошел на телеграф, но ему пришлось