Топорная история
В это лето Варенька Невзорова заграницу не поехала. Не то чтобы денег не было - уж хватило бы как-нибудь. Но заграницу поехал дядюшка, и Варя не хотела рисковать столкнуться с ним где-нибудь в Ницце. Мало они дома ругаются что ли! Так что Варя подумала-подумала и решила провести лето у себя в деревне. Охотиться, верхом кататься, в гости к соседям ездить - глядишь, и удастся до осени дотянуть и от скуки не повесится. И если с охотой и верховыми прогулками проблем и в самом деле не было, то вот с соседями очень сильно не сложилось. Куракины уехали в Бат, Острецовы остались в Петербурге, так что из знакомых остался всего один - Степан Аркадьевич Северцев. Был он, что называется, бирюком: мало с кем общался, а из своей усадьбы до приезда Вари и вовсе редко выбирался. Словом, не принц на белом коне, это уж точно. Но в деревне особо не покапризничаешь. До ближайшего городка верст тридцать, и это еще когда дождей нет, и дорогу через лог не развезет. Не с крестьянками же семечки на завалинке лузгать, в самом-то деле! Конечно, Степан Аркадьевич не слишком-то горел желанием общаться, да еще и носил бороду лопатой, а одевался хоть и чисто, но совершенно без вкуса и даже без попытки следовать моде. Зато он мог составить компанию на прогулке, чтоб не кататься по лесам одной. А уж разговорить Варенька Невзорова могла кого угодно, благо ни внешностью, ни умом ее бог не обидел. А если разговаривать совсем не захочется, можно пустить лошадь в галоп, и пусть сосед тогда догоняет, если сможет! На поляну она вылетела первой. Осадила коня, поджидая спутника. Дункан нервничал, прижимал уши, крысился. - Ты чего? - Варя погладила коня по шее, осмотрелась. - Волки что ли? - Варвара Николаевна! - Степан Аркадьевич на своем жеребце тоже, наконец-то, выбрался на полянку. - Я же вас просил от меня далеко не уезжать! - Тише вы! - девушка требовательно подняла руку. - Не надо обо мне беспокоиться, это во-первых. А во-вторых, Дункану здесь не нравится. - Мне тоже, - сосед спешился. Иногда он двигался, как сонный медведь, - лениво, вперевалку, гляди того во всю пасть зевнет и в берлогу спать завалится. А иногда, вот как сейчас, - быстро и как-то даже хищно, как бросается на добычу охотящийся волк. И вот в такие минуты Степан Аркадьевич Вареньке очень даже нравился. Сосед сделал несколько шагов, втянул ноздрями воздух, принюхиваясь, и уверенно зашагал направо, к зарослям из молодых елочек и кустов лещины. На секунду он остановился там, подавшись вперед и разглядывая что-то в высокой траве, а потом резко развернулся на пятках и зашагал обратно. - Едемте отсюда. - А что там, Степан Аркадьевич? - Варвара Николаевна, нам надо ехать в деревню. - А я хочу посмотреть! - девушка шевельнула поводьями, заставив коня шагнуть вперед. Тот пусть и неохотно, но послушался. Сосед перехватил его под уздцы: - Это зрелище не для юной барышни, Варвара Николаевна. - Не такая уж я и юная, мне уже двадцать два. Так что там? - Варенька строго глянула на соседа сверху вниз, нетерпеливо похлопывая по сапогу стеком. Степан Аркадьевич, кажется, понял, что его спутница так просто от него не отвяжется, и сдался: - Покойник там. Ему, как и остальным, отрубили голову. Вы все еще хотите на это полюбоваться? - Пожалуй, не буду, - теперь Варя старалась даже не смотреть на кусты. Листья цветущего иван-чая, которые раньше казались просто коричневыми, теперь отливали багрянцем засохшей крови. Девушку замутило. Степан Аркадьевич, не коснувшись стремян, вскочил в седло. - Едемте отсюда, Варвара Николаевна, - настойчиво повторил он. - Я к приставу сам зайду, а вы домой идите. Думаю, моих показаний ему хватит. - Ну, если это не слишком помешает вашим планам... - с сомнением протянула Варя. Ей ни капельки не хотелось общаться с занудой приставом, и она подозревала, что и Северцев таким желанием не горит. - Какие у меня могут быть планы, - усмехнулся Степан Аркадьевич. - Я совершенно свободен, и с удовольствием объясню господину Пискареву, что беспокоить барышню после такого потрясения просто невежливо. - Как иногда здорово быть барышней, - с искренней признательностью улыбнулась Варя. - А давайте до развилки в галоп, Степан Аркадьевич? Только не отставайте. - Вы невозможный человек, Варвара Николаевна. Девушка весело фыркнула. Что бы там ни думал сосед, такая оценка ей почти льстила. Разъехались они у деревни. Степан Аркадьевич отправился искать следственного пристава, откомандированного в деревню Большие Топорищи, чтобы разобраться с убийствами, а Варя повернула к своей усадьбе. В голове тихо крутилась мысль о том, что надо бы вернуться туда, в лес, да посмотреть на тело. А то уже пятого человека зарубили, а она еще ни одного не видела. Может, конечно, оно и лишним будет. В Больших Топорищах верили, что все, кого зарубил этот убийца, будут вставать по ночам и ходить к родственникам. Поэтому, несмотря на противодействие местного священника, отца Сергия, в гроб каждому мертвецу заталкивали чеснок, а крест на могилу сколачивали исключительно из осины. В том, что находить по утрам трупы, - плохая примета, Варя смогла убедиться, как только подъехала к дому. Во дворе стояла печально знакомая дорожная карета, а не менее знакомый противный голос, иногда срываясь на визг, командовал слугам разгружать его багаж. Дядюшку Варя ненавидела искренне и всей душой еще с тех пор, как на ее шестнадцатилетие Петр Александрович выпил лишнего и полез к ней явно с не с родственными объятиями. Варя до сих пор помнила и крепкий запах алкоголя, и ощущение чужих потных рук на своей коже. А еще - как она нашаривала на каминной полке бронзовую статуэтку, и как дядя закричал, когда острый угол основания рассек ему кожу на голове. А на следующий день Варя встретила дядюшку с дуэльными пистолетами отца. Из одного показательно расстреляла декоративную голландскую тарелку на стене, а второй нацелила на дядю и предупредила, что если только Петр Александрович появился у нее дома еще раз, то по нему она точно не промахнется. С тех пор дядюшка держался от Вари настолько далеко, насколько мог, и отвечал ей полной взаимностью в плане ненависти. А вот теперь какая-то нелегкая принесла его в Варину усадьбу. И более того, родственничек уже пытался там командовать, как у себя дома! - Олух косорукий! - нотам, которые брал опекун, позавидовала бы даже итальянская оперная дива. - Если ты только уронишь этот чемодан, я тебе откручу твою тупую башку и тебя же самого ее сожрать заставлю! - Как вы образно выражаетесь, дядюшка, - Варя направила коня к карете. Дункан, умница, словно понял важность момента и выступал, как на параде перед императором. - Только не надо родственных объятий и слез, я и без того рада вас видеть. - Дорогая племянница, - Петр Александрович всплеснул руками и, не выпуская из зубов отвратительно воняющей сигары, развернулся к девушке, - как же тебе на пользу сельская жизнь! Загорела, поправилась, осенью в Петербурге тебя просто не узнают! «Ах ты!» - Варя крепче вцепилась в стек. Ручка до боли врезалась в ладонь, зато удалось подавить желание врезать этим хлыстиком дядюшке поперек физиономии. - И вам отдых во Франции, определенно, на пользу пошел, - ухмыльнулась девушка в ответ. - Пару фунтов сбросили. Неужели последние деньги на тамошних шлюх потратили и голодать пришлось? Если бы ее сейчас слышал Степан Аркадьевич, он бы точно сказал, что барышне так выражаться не пристало. Но он был в деревне, объяснялся с приставом, и Варя останавливаться не собиралась. - И откуда ты такие слова знаешь, дорогая племянница? Неужели в деревне учитель нашелся? - прищурился Петр Александрович. - Нет, из вашей беседы услышала. Когда вы с графом ее высочество обсуждали. Вот думаю, не расспросить ли ее при встрече... - Ах ты дрянь языкастая! - первым не выдержал дядя, и Варя мысленно добавила себе плюс в том негласном счете, который вела с тех пор, как дядя вообще стал ее опекуном. - Да-да, я тоже очень рада вас видеть, я же уже говорила, - девушка направила жеребца к конюшне мимо кареты. Впряженные в нее лошади, увидев Дункана, занервничали. Одна подалась назад, другая, наоборот, дернулась вперед. Карету тряхнуло, один из чемоданов соскользнул с крыши и грохнулся на землю прямо у ног Никиты, младшего конюха. Судя про звуку и дядиному воплю, в чемодане был, как минимум, сервиз дрезденского фарфора. - Растяпы! - взвыл Петр Александрович. - Да этот сервиз стоил больше, чем вы все вместе взятые! На конюшне запорю! - Дядя, позвольте вам напомнить, что деревня эта моя, и слуги тоже мои, - поспешила вступить Варя, пока опекун и, в самом деле, не перешел к осуществлению угроз. - И пороть вы здесь никого не будете. - Твоя, ну да, конечно, - вопреки ожиданиям, дядя даже успокоился. - Ты же наследница! Братец-то, скряга, и гнутого пятака мне не отписал! - Вот именно, - ровно подтвердила Варя. - Поэтому не надо тут распоряжаться. - А вот здесь ты как раз и ошибаешься, - Петр Александрович усмехнулся, показав желтые от табака зубы. - Мы с Липатовым договорились, что я женюсь на тебе. Как той второй опекун, я тоже против этого брака не возражаю, так что по осени свадьбу и сыграем. Он засмеялся и погромче, чтобы дворовые тоже слышали, добавил: - Вот этого, рыжего, сейчас пороть до крови! Не то потом хуже придется. Варя прикусила губу. Новость была действительно плохой. Покойный отец, понимая, что собой представляет его братец, назначил дочери до замужества двоих опекун�