Македония подняла лицо, мокрое от слез, и произнесла, сдвинув дуги-брови:
- Нет, не выкину, не забуду, Кифа. И любить не перестану до конца дней моих.
Он ответил хмуро:
- Ну и глупо, девка. Обрекаешь себя на муки.
На другое утро не успело солнце ещё взойти, а к отъезду Велисария из отчего дома было всё готово: лошади осёдланы, вещи собраны, и охрана, выделенная наместником Внутренней Дакии, спешившись, стояла около конюшен, ожидая сигнала.
Велисарий в последний раз завтракал с отцом. По славянскому обычаю ели суп и кашу, запивали топлёным молоком. Старый Коста происходил из словен, живших на Дунае триста лет. А влюбился и женился на дочке ромея - стало быть, потомка римлян, латинян, что пришли когда-то сюда завоёвывать Дакию и Фракию. Вот и получилось, что у сына в жилах - и славянская, и римская кровь. Но славянской, конечно, больше. Да и выглядел он чистым славянином - златокудрый, голубоглазый, улыбчивый, и румянец яркий проглядывал из-под юношеской редкой поросли на щеках.
В городе Сердике (по-славянски - Средеце, ставшем столетия спустя после описываемых событий болгарской Софией) Коста был человеком уважаемым: он преподавал детям в знатных семьях гимнастику и основы рукопашного боя, обучал метанию дротиков и стрельбе из лука. В те года эти дисциплины высоко ценились, наравне с античной литературой, древней историей, музыкой, пением и грамматикой латинского и греческого языков. Дом у Косты считался зажиточным, не богатым, но и не бедным. А на улице прохожие, повстречав учителя, неизменно снимали шапку и почтительно кланялись, словно аристократу.
- Как устроишься, сразу напиши, - говорил отец, доедая кашу. - Коротко, но ёмко: жив-здоров, приютился там-то, занимаюсь тем-то. Чтоб я знал. И не волновался.
- Обещаю, тятя.
- Злачные места лучше обходи стороной. Все эти трактиры с голыми актёрками, гульбища и блуд не для доброго христианина.
Велисарий краснел и кивал согласно.
- Но с другой стороны, коль ты не монах, плоть свою смирять тоже не пытайся. Заведи рабыню и живи с ней - до женитьбы на приличной девушке.
- Так и поступлю.
- Главное, служи честно. Выполняй приказы начальства ревностно. Не ропщи, не дерзи, не отлынивай от неблагодарной работы. И тебя оценят. - Коста вытер полотняной салфеткой губы и усы.
Сын сказал:
- Оставайся и ты в добром здравии, отче. Господа молю за тебя. После смерти маменьки нет у меня на свете никого дороже.
Встав, родитель перекрестился:
- Царствие ей небесное! Будь достоин маменькиной памяти.
- Уж не запятнаю, поверь.
Оба вышли во двор. Кифа, оживившись, резво подвёл коня. Челядь высыпала из дома, глядя на проводы хозяйского сына.
- Ну, пора, пора, скоро солнце встанет, - начал торопить учитель гимнастики. - Путь в Константинополь неблизкий.
- Что ж, прощай. И не поминай лихом.
- Дай поцеловать на дорожку. - Обнял отпрыска с чувством и перекрестил: - Бог тебя храни, мой единственный.
- До свиданья, тятя. Я надеюсь, свидимся ещё.
- Тоже уповаю на это. Но на всё воля Вседержителя.
Велисарий вскочил в седло, Кифа вслед за ним - на свою кобылу. Пятеро охранников были наготове.
Молодой человек поднял правую руку и махнул прислуге:
- Люди, прощевайте. Не держите зла, если я кого-то обидел в прошлом.
Те закланялись:
- Многие тебе лета! И счастливой дороги в Царь-град!
Он увидел бледное лицо Македонии, слезы в её огромных глазах и подумал: «Славная моя. Жаль, что расстаёмся. Ты мне подарила столько незабываемых чувств! Мне тебя будет не хватать».
И она поймала брошенный в её сторону добрый взгляд. И решила: «Все отрину и за ним пойду. Не могу уже без него. Или с ним - или головой в петлю!»
Мальчики-привратники распахнули ворота. Кавалькада выехала на улицу… На такую родную, на такую знакомую с детства, по которой с матерью ходил в церковь, по которой маму увезли похоронные дроги… Значит, никогда он сюда больше не вернётся? Значит, никогда не увидит этой мостовой, стен, верхушек деревьев? Господи, как больно! Как невыносимо тоскливо раз и навсегда покидать отчее гнездо, всех своих товарищей, прежнюю любовь!… Прыгать, словно в речку с обрыва, в незнакомую жизнь. Не разбиться о подводные камни и выплыть… Не утонет ли? Не затянет ли его смертоносный омут?