— Ты думаешь, я просто подбегу к ноге, когда мне прикажут «к ноге»? — голос Бога Змея был откровенно насмешливым. — У тебя нет власти надо мной, дядя. Особенно здесь. Тебе лучше позвать моего отца, если хочешь поиграть в деспота. У него больше терпения, чем у меня.
Тор подавил фырканье.
Сама мысль о том, будто у Локи есть терпение для чего-либо, была в лучшем случае смехотворной.
Он поднял молот выше, вливая в серебряное оружие ещё больше своей воли. Он начал светиться, и заряд белой и голубой молнии выстрелил вверх, полностью отделяясь от металла, посылая завитки электрического пламени в небо и достигая низко висящих облаков.
— Я не буду просить ещё раз, — сказал Тор, в его голосе слышались раскаты грома.
— Тогда поймай же меня, дядя, — выкрикнуло существо с нескрываемой насмешкой. — …Если думаешь, что сможешь. Полагаю прошло уже много времени, когда ты последний раз играл в догонялки.
Тор не нуждался в ещё одном приглашении.
Глава 2
Сильвия
— Что за чертовщина?
Сильвия пробормотала это себе под нос, глядя на Аламо-Сквер, знаменитый парк находящийся всего в паре кварталов от её дома. Она решила пойти домой одна, после того как встретилась с друзьями в баре трансвеститов внизу по улице на Хейс-Вэлли.
Честно говоря, это была та ещё ночка.
Сначала Дарлин, её подруга по художественной школе, появилась обдолбанной на всю голову каким-то галлюциногеном.
Её сосед, Морти, думал что это могут быть грибы, но они так и не узнали от неё никакой конкретики об этом веществе, поэтому большую часть времени в баре Сильвия переживала, что Дарлин могла принять что-то опасное (поскольку Дарлин склонна быть безрассудной и импульсивной), и гадала, не стоит ли отвезти её в отделение неотложки, просто на всякий случай.
Но казалось, сама Дарлин замечательно проводила время, поэтому Сильвия решила, что всё в порядке.
Она даже сама смогла повеселиться спустя час после этого.
Их подруга Паг поднялась на сцену и сделала то, что умеет лучше всего — она в своём изумительном фиолетовом платье, покрытом блёстками, во всё горло заголосила песню Ареты Франклин.
Но потом Сильвия на мгновение усомнилась, не была ли она сама под кайфом.
На другом конце комнаты, менее чем в девяти метрах от того места, где она стояла, прямо напротив бара, украшенного рождественскими огнями и мишурой, из ниоткуда появился невероятно великолепный (реально нечеловечески великолепный) огромный и абсолютно голый мужчина.
Он стоял примерно в центре бара, злобно оглядывая всех вокруг своими потрясающими светло-голубыми глазами и держа в руках что-то вроде светящейся кувалды.
Сильвия сначала подумала, что он ей привиделся.
Она наверняка была одной из первых, кто увидел его, потому что все остальные в баре продолжали беззаботно веселиться в те первые секунды. Было шумно, вокруг звучал смех и завывания со сцены, где уже другая женщина-транс пела какую-то песню Адель.
Казалось, что в этот момент мужчина смотрел прямо на неё.
Взгляд его голубых глаз был столь интенсивным, что мог бы прожечь в ней дыру.
Сильвия чувствовала себя потерянной, словно этот взгляд загипнотизировал её…
…но тут Морти подошел к ней, весело и самозабвенно (и пьяно) болтая о ком-то, с кем он обязательно хотел её познакомить. Её сосед схватил Сильвию за руку и начал тащить ближе к сцене, чтобы представить парню, в которого он был влюблён. Тот был из художественной галереи в центре города рядом с компанией, где работал Морти.
Сильвия с неохотой отступала назад, пока её уводили, и пыталась удержать взгляд на том мужчине с кувалдой, но она потеряла его из виду, когда толпа сомкнулась позади неё.
Но да, это было что-то новенькое.
Даже для пятничной ночи в Сан-Франциско, голый парень, появившийся из воздуха вместе с ослепительно блестящим орудием, которое искрилось голубой молнией, определенно точно был необычным.
К сожалению, супер-горячий голый парень с молотом не задержался надолго.
К тому времени как она снова нашла его взглядом в толпе и заставила Морти тоже взглянуть, уже больше половины бара пялилось на него
Что касается голого парня, он оглядывался по сторонам так, словно вышел на неправильной станции в метро. Он хмуро смотрел на посетителей «Люсилль» зловещим и в то же время грустным взглядом своих бледно-голубых глаз, пока внезапно не принял какое-то решение.