-- Вас интересует мое мнение, как человека военного?
-- Прежде всего. По-человечески мы это все оцениваем примерно одинаково.
-- С военной точки зрения -- блестящая операция. Пожалуй, это шедевр военной организации.
-- Военной?
-- А вы можете предположить другое? Прежде всего, безукоризненный боевой дух исполнителей. Это первое, что бросается в глаза. Вот он, идеальный солдат, о котором грезит Америка. Идет вперед, не останавливаясь ни перед чем. У этих ребят не дрогнула рука, не дрогнуло сердце. Даже в последний момент. Это многого стоит, сенатор.
-- Это смерники, камикадзе.
-- Мне, солдату, эти слова ничего не объясняют. Чтобы меня заставить пойти на такое, у меня должны быть серьезные причины. Нет, я не точно выразился. Заставить нельзя. И нельзя купить...
-- Вас напугали эти люди?
-- Мне иной раз кажется, что мы столкнулись с киборгами. На Западе, сенатор, это кого хочешь напугает. Мы называем их фанатиками, но это тоже не вносит ясность.
-- В самолетах были не киборги. Выходцы с Востока. Заплатили их семьям, соответственно накачали идеологией, вкололи героина...
-- Как-то во Вьетнаме мой водитель сбил джипом мотоцикл с двумя их солдатами. Оба "чарли" насмерть. Приехала их инспекция, появились военачальники. Идет разговор между ними, поглядывают в мою сторону. Наша вина сто процентов. Думаю, упекут моего водителя. Забрал у него оружие, чтобы парень в отчаянье не натворил глупостей. Потом подъехал наш переводчик. Быстренько переговорил с их военными и сообщает: это был их единственный мотоцикл. "Ну и что?". "Теперь им не на чем будет доставлять почту". "Ты хочешь сказать... А эти?". Их полковник понял меня. Показал на труппы, на небо... Словом, выписал я из своего жалования два мотоцикла из Штатов, тем и кончилось дело.
-- Вот вам и идеальный солдат. -- Хмыкнул Коллинз. -- Ладно, а сама операция? Ее идея, планирование, организация...
-- Боюсь ошибиться, но предположу, что идея не может принадлежать ни арабу, ни европейцу. Да и азиат бы нашел нечто другое. Того парня, кто это выдумал, надо искать среди американцев, сенатор. Либо среди сумасшедших из Голливуда, либо в какой-нибудь особой "психушке" под крылом спецслужб. Организация операции... Это шедевр. Арабы тоже здесь не пляшут. Точность и педантизм -- не их качества. Я бы искал среди немцев, англичан. Начальник штаба у них, скорее всего, точно из немцев. Летная школа наша, американская...
Но меня, признаться, сенатор, не это больше волнует. -- Вдруг сломал разговор генерал. -- Есть еще кое-что. Эти ребята нас поймали. На нас же самих. Я боюсь, атаки это не главное...
-- То есть?
-- Я попробую точнее. Что делает ковбой, сенатор, когда ему заехали в глаз?
Коллинз пожал плечами:
-- Выхватывает кольт и дырявит обидчика, вы это хотите сказать?
-- Да, в этом наш характер, сила, но и слабость одновременно. Заметьте, мы выхватываем кольт в любом случае. А дальше все идет уже на рефлексе. Врага нельзя оставлять в живых, ведь так?
-- Я понял вас, генерал. Вы говорите о том, что Америку поставили в условия, чтобы она выхватила кольт. И что же?
-- Далее Америка должна стрелять. Ей некогда разбираться, кто прав, а кто виноват. Даже если бы Буш был священником, великим миротворцем, случившееся все равно заставило бы его воевать. Дело даже не в том, чтобы покарать зло, а в том, чтобы выпустить пар у своих, не дать насмехаться над собой чужим. Вы понимаете, сенатор?
-- Вы хотите сказать, Америку ведут. Кому-то очень хочется, чтобы она вошла в войну...
-- Не только. Сама по себе война дело хорошее. Разогнать кровь, на время отвлечься от рутинных проблем. Америка на этом всегда только поднималась. У кого-то более изощренные цели и, боюсь, беспроигрышная позиция. Он хочет заставить Америку совершать глупости. Первая глупость уже есть -- назначен враг. Мы разнесем в пух и прах Афганистан, пройдем по самой границе ненависти всего арабского мира, а завтра мир получит свидетельства, что ни Афганистан, ни Бен Ладен к проблеме никакого отношения не имели. Это как в шахматы. Слон не защищен, берите его. А потом -- шах и мат...
-- Вы хотите сказать, что мы столкнулись с кем-то, кто использует терроризм, как инструмент?
-- Мы сами использовали его как инструмент. Получали на этом неплохие дивиденды. Мы вырастили его до серьезной, очень серьезной силы. Но с исчезновением большого врага, против которого и выращивали всех этих ребят, потеряли к ним интерес. И это чревато. Я не удивлюсь, что кто-то воспользовался всем тем, что мы вырастили. Против самой Америки. Мы имеем дело с людьми, которые не согласны с тем, что Америка определяет лицо мира на свой взгляд и вкус. Они проанализировали весь инструментарий, который используется Америкой, поняли логику ее поступков и начали игру, когда США полностью на виду, а они -- в глубокой тени.
-- Я вижу, у вас есть своя теория. Может, поделитесь, кто способен на такое? Начистоту, Боб...
-- Начистоту? -- Переспросил генерал. -- В семьдесят третьем на комиссии, которая расследовала скандал вокруг деревушки Сонгми, меня спросили: "Что вы думаете о лейтенанте Колли, взвод которого учинил резню"? Я знавал Колли. Вот меня и спросили: "Начистоту, Боб"! У меня были свои соображения, сенатор Коллинз.
На своих вертушках я ежедневно доставлял нашим госпитальным девчонкам ребят из джунглей -- без рук, без ног, в вонючей грязи. Бывает, что не успевал доставлять. И тогда, тоже моими "бортами" все эти человеческие обрубки перебрасывали в Дананг, на аэродром. Чтобы дальше сплавить их в Канзас, в Огайо, Минессоту... Родине и родителям -- из Вьетнама с любовью!.. И очень многие американские парни почему-то не хотели возвращаться домой такими подарками. И потому очень не любили, когда у них за спиной оставались всякие там деревни. Деревни, сенатор Коллинз, -- самые страшные на войне подразделения. В этих подразделениях ни командиров, ни званий. Там не играют марши, и нет флагов. Но там есть другое. Забитые крестьяне, которые по ночам вырезают чужих -- отделения, роты, а в общем дивизии. Здесь я был за лейтенанта.
И второй ответ был у меня... В том же Вьетнаме было полно придурков. Наших, на которых ставить клейма негде. Они летели туда словить кайф, оттянуться. Сунув в рот жвачку, эти ребята -- и рядовые, и командиры -чувствовали там себя пришельцами с других планет. И вышибали у "чарли" мозги, как соплю из носа. Не очень-то размышляя о великой миссии -- нести по странам и континентам звездно-полосатый флаг свободы и демократии. Я бы сам таких резал в своей деревне...
-- И что вы ответили, Боб?
-- Вы прямо пастор. -- Засмеялся генерал. -- А разве вы не были членом той самой Комиссии? И к нам во Вьетнам прилетали не по этому делу?..
-- Я просто не помню вашего ответа. -- Поморщился Коллинз.
-- Я ушел на крыло, Джордж. Есть такое выражение в авиации, уйти на крыло. Вот и сейчас... Я военный, военным экспертом и выступаю. А остальное -- ваше, сенатор...
13 сентября 2001 года, Нью-Йорк
Минутная стрелка настенных часов прыгала на деление вверх и срывалась. Это продолжалось уже сутки. Ясно было, что села батарейка, но Алекс не в состоянии был заставить себя что-нибудь исправлять. Он часами сидел в полном оцепенении.
Сколько прошло с того момента, как он в последний раз слышал голос Анни, ее зовущий, плавающий от переживаемого голос в трубке телефона? Сутки, двое или мгновения?
Вывернув на Манхэттен, он попал в пробку. Бросив машину, бежал к объятой клубами дыма башне и вдруг увидел, как она начала оседать. Он что-то кричал, выкрикивал ее имя -- Анни, Анни! -- но навстречу ему бежали другие люди, лица которых были смазаны их же криком. Среди них не было ее.
Он звонил по сотовому. Ее телефонный номер до бесконечности не отвечал. Только длинные гудки...
Он не нашел ее. Он не успел. Не спас. Что пережила она в последние минуты?..
Все эти дни Алекс провел вблизи Манхэттена. Вместе со многими, ловя каждую новость оттуда, куда могли проходить только спасатели. Кого-то спасали в первые часы, мимо пролетал реанимационный автомобиль, и все родственники, чьи близкие числились без вести пропавшими, инстинктивно кидались вслед за машиной...