В тот самый час, когда Джордж К. Маршалл прогуливался верхом по берегу Потомака - по дальневосточному времени это было уже 8 декабря 1941 года, пятый час утра - адмирал Нагумо приказал поднять на мачте "Акаги" старое, потрепанное полотнище - боевой флаг адмирала Того в морском сражении при Цусиме.
Атака началась.
Начальник Генерального штаба Маршалл, вернувшись с верховой прогулки с некоторым опозданием, уже никак не мог повлиять на ход событий. Он даже не догадывался, что его поведение в тот день на месяцы и годы станет поводом для критических дискуссий.
Без сомнения, Маршалл относился к числу тех американских военных, кто приветствовал бы японско-советский конфликт. Хотя многочисленные признаки прямо или косвенно указывали, что японский удар будет направлен не против Советского Союза, а против США, Маршалл намеренно не обращал внимания на все отчетливее проявлявшуюся опасность неожиданного японского нападения на американскую территорию. Это заметно даже по его официальным распоряжениям.
В подписанной им двадцать седьмого ноября директиве говорится:
"Переговоры с Японией на дают результатов. Если японское правительство не предложит их возобновить, возможен разрыв отношений. Планы Японии на будущее неясны, в любое время с её стороны возможны враждебные действия. Если не удастся избежать военных действий, США предпочитают позволить Японии первой совершить столь недружественный акт. Но такая политика не должна соблазнять наших командиров пренебрегать оборонительными мероприятиями. Возможные враждебные действия Японии должны быть предотвращены соответствующими разведывательными мероприятиями. Их следует проводить так, чтобы не беспокоить при этом гражданское население и держать в строжайшей тайне. О каждом мероприятии такого рода докладывать мне. Это совершенно секретное указание довести до сведения только ограниченного круга лиц. Маршалл."
Начальник Генерального штаба, располагавший всей информацией секретных служб из первых рук, не смог бы выразиться менее конкретно и более необязательно. Он избегал точных формулировок для нескрываемых агрессивных замыслов Японии и даже не упоминал, что японский флот, очевидно, уже лег на боевой курс. Опасность, о которой твердили многие его подчиненные, Маршалл просто не воспринимал всерьез.
В тот же день седьмого декабря, вернувшись в одиннадцать часов двадцать пять минут с верховой прогулки, Джордж К. Маршалл получил расшифрованную телеграмму японского правительства, адресованную Номуре. Теперь он все-таки решил направить отдельную директиву американским гарнизонам в Тихом океане. И через несколько минут продиктовал следующий текст:
"Предупреждение о военной опасности!
Переговоры с Японией о стабилизации обстановки в Тихом океане провалились, и в ближайшие дни со стороны Японии можно ожидать начала агрессии.
Численность и вооружение японских войск и расположение ударных группировок флота дают основание предположить возможность проведения японцами десантных операций на Филиппинах, в Таиланде или на полуострове Кра. Возможно также на Борнео. Соответственно этому должна быть подготовлена оборона.
Восстановить боевую готовность в соответствии с приказом WPM. 46. Ознакомить всех командиров, а также британские власти. Принять меры против саботажа."
Другую роковую ошибку Маршалл совершил при выборе способа передачи этой директивы. Он не воспользовался ни одной из трех линий, предназначенных для срочной рассылки подобных сообщений. Это могли быть так называемый скрамблер-телефон - прямая засекреченная связь из его служебного кабинета, или радиопередатчик ФБР, или одна из крупных флотских радиостанций.
Вместо этого текст передали на центральную армейскую радиостанцию, и даже не поставили на нем отметку срочности. Поэтому текст дожидался общей очереди до тех пор, пока события его не опередили. Когда армейский радист зашифровывал текст, "Уорд" уже вступил в первый бой с японской подводной лодкой перед входом в бухту Пирл-Харбора.
Директива поступила в Пирл-Харбор лишь тогда, когда военная база уже была захвачена японским нападением врасплох.
СТАРТ НА ВОСХОДЕ СОЛНЦА
Ровно в пять тридцать с катапульт крейсеров "Тоне" и "Чикума" одновременно стартовали два самолета. В это время японская эскадра полным ходом шла на юг. До Оаху оставалось не больше 250 морских миль. Адмирал Нагумо выслал вперед два разведывательных самолета для последнего осмотра места действия, на который меньше чем через два часа должно предстояло совершить вероломное нападение.
Вопреки опасениям персонала, обслуживавшего катапульты, об старта прошли без осложнений, несмотря на бортовую качку. Самолеты описали над эскадрой круг и быстро исчезли на юге.
К тому времени экипажи авианосцев закончили последние приготовления. Стартовые команды - их разбудили на час раньше пилотов - в последний раз проверяли под палубами машины, контролировали уровень топлива и боезапас, подвеску торпед и бомб, электроагрегаты и радиостанции. Потом удалили картонные шайбочки, блокировавшие до того момента кнопки и тумблеры, а когда все было сделано, подняли машины на палубу. Сложенные крылья развернули, моторы прогрели.
Все шло как на учениях, каждая мелочь была отшлифована до блеска.
Под палубой пилоты облачались в тщательно вычищенную и отутюженную форму. Большинство уже надело налобные повязки "хашамаки". Собравшись группками вокруг небольших походных алтарей, они в последний раз молились о победе. Многие ещё до завтрака выпили по несколько рюмок саке. Теперь это не запрещалось, хотя во время подготовки предписания насчет алкоголя были чрезвычайно строгими.
Завтрак стал приятным сюрпризом. Вместо обычной смеси риса и перловки, служивших гарниром к соленой скумбрии, был подан "секихан". Этот настоящий деликатес из риса и мелкой коричневатой фасоли подавали только по торжественным случаям. Адмирал Нагумо распорядился подать сегодня "секихан", чтобы значением момента каждый участник его проникся уже за завтраком.
Рядом с чашками для риса, в которых был подан завтрак, лежали небольшие пакеты с сузим пайком. Паек состоял все из тог же риса и кислых маринованых слив, кекса, шоколада и тонизирующих таблеток.
После завтрака состоялся последний инструктаж. На большой настенной доске было ещё раз продемонстрировано расположение кораблей в бухте Пирл-Харбора. В схеме учли последние донесения, полученные только накануне, в двадцать два тридцать. Сообщили скорость ветра и прочие метеоусловия. В последний раз проверили расчеты времени полета туда и обратно. Напоследок всем летчикам строжайше запретили пользоваться радиосвязью до начала атаки.
Единственное исключение было сделано для капитана Футиды. Ему одному позволили давать короткие команды другим машина, если того потребует ситуация.
На взлетной палубе экипажи ещё раз построились, чтобы выслушать речь командиров, которые призвали всех образцово выполнить свой долг, не щадить собственной жизни и нанести американским варварам такой удар, от которого они никогда не смогут оправиться.
На летной палубе "Акаги" речь держал сам адмирал Нагумо. За несколько минут все кончилось и пилоты бросились к машинам. Они забрались в кабины, ещё раз помахали на прощанье и стали выруливать на взлет.
Капитан Футида занял место ведущего эскадрильи первой волны. На задней части фюзеляжа, недалеко от хвостового оперения, были нанесены красная и желтая полосы. Прежде чем Футида забрался в кабину, механик подал ему ещё одну "хашамаки", на память от остающегося на борту обслуживающего персонала.
Согласно плану Нагумо, атака планировалась в два этапа. В составе первой волны ровно в шесть часов стартовали 40 торпедоносцев, 49 бомбардировщиков, 51 пикирующий бомбардировщик, а также 43 истребителя, которым предстояло взять на себя сопровождение, охрану и штурмовку с бреющего полета.
Вторая волна стартовала в семь часов пятнадцать минут: 80 пикирующих бомбардировщиков, 54 бомбардировщика и 36 истребителей. При таком распределении сил на авианосцах оставались ещё 39 истребителей, способных вступить в бой, если американцы, вопреки ожиданиям, отобьются и станут угрожать эскадре.
Все взоры были устремлены на "Акаги". С него должен был поступить сигнал к старту. Авианосцы одновременно развернулись навстречу ветру. Тот дул с востока и был идеален для старта. Хуже обстояло дело с волнением моря - авианосцы испытывали бортовую качку до пятнадцати градусов. Но медлить было нельзя. Какая важность, если одна - две машины рухнут в воду?