Но они уже и услышать не могли.
Ну всё! Погибель! Сейчас дед подбежит, увидит, что мы наделали, увидит эту гору разбитых арбузов, размахнется и и палкой мне по кумполу. И будет на один разбитый арбуз больше. Будет мне гробница… Пирамида.
Я уже видел злое лицо деда и слышал, как он сопит. Ближе, ближе, ближе…
И тут, как из-под земли, появился Ява. Дед уже был совсем близко, уже взмахнул палкой. Ява подскочил ко мне, схватил арбуз, что лежал возле самой моей щеки, и метнул в деда. Дед выпустил из рук палку и едва успел поймать арбуз. Он же был бахчевник, этот Салимон, и не мог допустить, чтобы арбуз упал на землю и разбился. А Ява уже схватил другой арбуз и снова кинул. И снова дед поймал. Это было прямо как в цирке, как в кино. Ява кидал, дед ловил и клал на землю. Ява кидал, дед ловил и клал на землю.
Я понемногу освобождался. Вот уже и я схватил арбуз и кинул. Теперь мы кидали с Явой вдвоём, а дед Салимон ловил. Ловил, задыхаясь и приговаривая:
— Ох, негодники!
— Ох, безобразники!
— Ох, черти!
Через несколько минут мы с Явой уже во весь дух мчались по бахче. Теперь догоняй, дедушка! Ищи ветра в поле.
Я бежал рядом с Явой нога в ногу, словно мы были одним целым… И мне казалось, что сердца наши тоже бьются как одно сердце.
Мне было очень хорошо!
Наверно, такое чувствуют настоящие друзья-солдаты, когда плечом к плечу идут в атаку.
Вот так бы бежал и бежал на край света. нет ничего в мире лучше дружбы.
…На следующий день наша с Явой дружба была еще сильнее скреплена. Так сказать, кровью. Потому что дед Салимон поделился своими впечатлениями о фараоновской пирамиде с нашими родителями. И родители наши сделали нам четыреста двадцать восьмое серьезное предупреждение по тому месту, о котором не принято при девочках говорить. Делая предупреждения, родители приговаривали:
— А вот Карафолька! Карафолька не такой! Карафольки там не было? А? Не было же?
Мы сжимали зубы и молчали. Мы никого не выдали. Никого! Пусть говорят о Карафольке! Пусть! А я всё равно знал, кто такой Карафолька, кто такой Антошка, а кто такой — Ява!
Но разве я мог, скажите, поехать один в лагерь к морю после этого?! Ни за что. Никогда в жизни!
Дружба! Великое это слово — дружба! Может, самое великое из всех человеческих.
Ради дружбы люди идут на пытки, садятся в тюрьму, даже жизнь отдают…
Глава 10
Мы — крепостные. Приезд Явиных родителей. Пистолеты
Вы не думаете, я папу очень люблю, но он у нас такой упрямый, или, как он сам о себе говорит, «абсолютно принципиальный» человек. Как сказал, и пусть тут камни с неба падают, а так и будет. Сказал — как отрезал.
И если он пообещал мне, что гуляний не будет, то не сомневайтесь — некогда было и головы поднять.
С самого утра он задавал мне такую «нагрузочку» на день, что хороший батрак не справился бы. И я трудился, даже дым шёл.
Мама меня, конечно, жалела и, когда отца не было, всегда спешила сказать: «Отдохни, сынок, погуляй!». Но гордость моя не позволяла её слушаться. Я знал, что, если бы папа узнал, он бы лишь поморщился презрительно и сказал: «Маменькин сынок несчастный», А это было обиднее, чем сто подзатыльников.
И я трудился.
Я не говорю уже, что делал то, что нужно было делать: чистил свинарник, рубил дрова, работал в саду и на огороде.
Но больше всего я выполнял работу, на мой взгляд, никому не нужную, работу, которую отец просто выдумывал для меня. Например, копал большую яму для помоев и мусора. Зачем? Всю жизнь выливала мать помои в бурьян за ригой — и ничего. А тут, видишь, специальная яма понадобилась.
Или — забор из штакетника на границе нашего огорода с соседским. Никогда там забора не было. Говорит, чтобы куры в соседский огород не лазили. Смех! Лазили и будут лазить — на то они и куры. И никакие им дощечки не помешают.
Я знаю, просто это называется трудовое воспитание.
И почему эти взрослые так любят воспитывать! Только хлопот прибавляют. Разве я сам не понимаю, что плохо, а что хорошо, что надо делать, а что не следует! Прекрасно понимаю.
Вот я подслушал нечаянно разговор отца с матерью. Мама просила, что он уже дал мне отдых: «Ты хочешь, чтобы он уже совсем… Посмотри на кого он похож!» Но отец был непреклонен: «Ничего-ничего, это ему только на пользу. А ты что хочешь, чтобы он лодырем вырос, босяком, пьяницей каким-нибудь, алкоголиком!».
Пьяницей! Сказали, Да пускай она сгорит синим пламенем, эта водка! Чтобы я пил её! Они думают, что я не пробовал! Мы с Явою как-то попробовали. А как же! Бр-р! Тьфу! Рыбий жир и то вкуснее.
Честно говоря, по-моему, взрослым она тоже не по вкусу (как они морщатся, когда пьют!). Просто эти взрослые — такие же, как и дети: им неудобно друг перед другом, они хотят показать, что они взрослые, ну и…