— Тогда приходи чаще! — капризно заворчала девочка. — А лучше вообще не уходи!
У Симуза застрял ком в горле.
— Обязательно, — прошептал он. — Когда-нибудь.
Если Эсмий разрешит.
Десари продолжала любоваться аметистовым котенком. Симуз легонько тронул ее за локоть.
— Хочешь пить?
— Не хочу. — Взгляд девочки стал задумчивым и не по-детски серьезным. — Давай расскажу новый сон?
— Конечно. С удовольствием послушаю.
— Я еще никому не говорила. Даже мастеру Алою, хотя он всегда спрашивает, что я вижу. Хотела, чтобы ты первым узнал.
Под ложечкой засосало от смеси тревоги и гордости. У Симуза почти отняли Десари, но дочь все равно находила способ показать, насколько он ей важен. Как и ее мать когда-то.
— Рассказывай, синичка.
Девочка нахмурилась, подбирая слова.
— Мне трудно объяснить так, чтобы ты понял, но постарайся, ладно?
— Хорошо, родная.
— Так вот… Раньше мне снились страшные вещи. Жуткие места, голоса в темноте. Я видела, как я иду куда-то по черному-черному коридору… Ничего не видно, даже стен. Только голоса. Они звали меня, шептали, налетали со всех сторон… Говорили не ходить туда, но если я останавливалась, то они начинали кричать… Слишком громко, и я ничего…
Десари задрожала, и Симуз сграбастал ее в объятия.
— Все хорошо, я здесь, я здесь, — повторял он. — Если не хочешь…
— Нет! Слушай дальше!
Упрямством она точно пошла в мать: если что решила, то не отступится, даже зная, что будет из-за этого страдать. Однажды это уже сгубило Верению. Теперь тот же характер опасно проявлялся и у ее дочери.
— Раньше эти сны были про меня, — справившись с дрожью, проговорила Десари. Наморщив лоб и опустив брови, она до боли напоминала мать. — А теперь они про других людей. Даже незнакомцев. Это странно, пап.
— Что ты видишь теперь? Они все такие же страшные?
— Иногда вижу тебя. Это хорошие сны, но в них ты всегда усталый и грустный. Я как будто сижу у тебя на плече, как птичка, но ты не замечаешь. Я даже всегда кричу тебе, но ты не слышишь… — Сильнее прижавшись к отцу, девочка продолжила. — Порой я вижу Эфу и даже мастера Алоя, но чаще — всяких незнакомцев, говорящих на чужих языках. Ничего не могу разобрать, и все они тоже меня замечают… Зато я все вижу, словно смотрю чужими глазами. Словно я — это они.
Симуз старался смотреть на нее ласково и ничем не выдать беспокойства, но по позвоночнику пробежал холодок.
— Почему ты так решила? — со всем спокойствием, на которое был способен, спросил он.
Десари безмятежно улыбнулась:
— Стала наблюдать и запоминать. Как ты учил меня когда-то — если видишь что-то странное, но не знаешь, почему оно происходит, обращай внимание на все, что этому предшествовало.
— Это не я учил, а мы вместе читали Гордиана.
— Я все запомнила! И из Гордиана, и из снов. В общем… Как бы так сказать… Я заметила, что когда я долго не выхожу из покоев и вижу тех, кого знаю, тогда они мне и снятся в этих новых снах. Если это мастер Алой, то вижу склянки, порошки, горелки и весы… Каких-то ребятишек, на которых он прикрикивает, но не наказывает. Если я — Эфа, то вокруг тесная каморка, в которой всегда пахнет воском и цветами из сада, или сам сад. И пирожки! Иногда что-то похожее на кухню… Но если я куда-то выхожу — например, в сад или брожу по дому, встречаясь с разными людьми, то потом часто вижу сны, где я — как будто эти чужие люди. Я вижу много мест, в которых точно никогда не бывала…
Симуз не на шутку занервничал. Что-то ныло в затылке тупой болью — давний признак дурного предчувствия.
— А еще сегодня я видела тебя, — добавила девочка. — Ночью.
— Прости?
— Я говорю, что видела тебя сегодня. Ты шел по темным улицам, вокруг было много неприятных людей, горели тусклые фонари… И котенка этого я, кажется, тоже видела.
— Хранитель милостивый, — выдохнул Симуз и крепче прижал Десари к груди. — Ты точно никому не говорила об этом? Уверена?
— Ну во сне я вроде не разговариваю…
Эмиссар отстранился и внимательно посмотрел в глаза дочери. Она стерла веселую гримасу с лица, едва заметила, что отец был серьезен.
— Сделай для меня кое-что, пожалуйста, — попросил эмиссар. — Очень тебя прошу, никому не рассказывай об этих странных снах. Ни Алою, ни Эфе, никому.
— Даже дедушке?
Симуз сглотнул ком.
— Особенно дедушке.
— Почему?
— Это будет нашей маленькой тайной. Не будем волновать… дедушку. Пока что. Вдруг это ничего не значит? Но если это и вправду что-то особенное, то я обещаю, что выясню, почему тебе снятся такие чудные сны. Договорились?