— Мистер Эйдж…
Джонни повернулся к нему.
— Да?
— Мистер Эйдж, возможно, это не мое дело, но не кажется ли вам, что для игорного зала это место не слишком подходит? — Он замолчал. Ему показалось, что он ведет себя глуповато. Ведь он был хозяин, и ему не стоило совать в это нос, лишь бы мальчишка платил аренду, но…
Улыбка сползла с лица Джонни. В девятнадцать лет трудно признавать, что ты не прав.
— Почему вы спрашиваете об этом, мистер Кесслер? — спросил он холодно.
Питер слегка запнулся.
— Ну… Двое ребят, которые здесь работали в последнее время… у них дело так и не пошло.
— Возможно, они ничего не соображали в этом, — ответил Джонни. — К тому же, вы правы, это совсем не ваше дело.
Питер замер. Он был очень чувствительным человеком, хотя и старался не показывать этого. Его голос стал резким и деловым, именно таким, как когда Джонни переступил порог его лавки и представился.
— Извините, мистер Эйдж, я не хотел вас обидеть.
Джонни кивнул головой.
Питер продолжал в том же тоне:
— Тем не менее, основываясь на опыте работы бывших владельцев зала, я буду вынужден взять арендную плату за три месяца вперед.
«Это, наверно, остановит его», — подумал он про себя.
Джонни быстро прикинул. Пятьсот долларов минус сто двадцать, остается триста восемьдесят. Более чем достаточно для него. Вынув деньги из кармана, он отсчитал нужную сумму и сунул их в руку Питера.
Прислонившись к одному из автоматов, Питер написал расписку, отдал Джонни и протянул ему руку.
— Извиняюсь за бесцеремонность, — сказал он, — но я хотел как лучше. — Он нерешительно улыбнулся.
Джонни внимательно посмотрел на него. Не заметив на лице Питера насмешки, он пожал его руку. Питер направился к выходу. У порога он обернулся.
— Если я вам понадоблюсь, мистер Эйдж, заходите в любое время. Двери рядом.
— Хорошо, мистер Кесслер. Спасибо.
— Счастливо, — бросил Питер и вышел.
Джонни помахал ему рукой. Нахмурившись, что было ему не свойственно, Питер зашагал к своей лавке.
Его жена Эстер стояла за прилавком, пока Питер показывал Джонни его новые владения.
— Он таки решился? — спросила она.
Питер медленно кивнул головой.
— Да, — ответил он. — Решился. Бедный парень! Надеюсь, у него все будет хорошо.
Джонни зажег новую сигарету и снова принялся писать: «Поверьте, мне не жалко тех денег, что я потерял, мне жалко лишь убытков, которые вы понесли из-за меня. Мой бывший хозяин — Эл Сантос — предложил мне снова работать у него на ярмарке. И как только он мне заплатит, я начну высылать вам деньги, которые должен».
Ему не хотелось опять возвращаться в балаган. Не то чтобы ему не нравилась прежняя работа, просто он чувствовал, что будет скучать по семье Кесслеров.
Своих родителей он почти не помнил. Лет десять назад они погибли в балагане в результате несчастного случая. Тогда Эл Сантос и взял его под свое крылышко. Но Эл был слишком занятой человек, и Джонни приходилось крутиться самому.
Он чувствовал себя очень одиноко, ведь в балагане не было детей его возраста, и семья Кесслеров заняла как раз то место в его душе, что пустовало до сих пор.
Он вспоминал поздние обеды по пятницам с Питером и всей его семьей. Джонни едва не ощутил запах вареного цыпленка и вкус мягких сдобных булочек, которые готовила Эстер. Он вспомнил последнее воскресенье, прогулку с детьми в парке, их смех, и то, каким гордым он чувствовал себя, когда они его звали «дядя Джонни». Они были такие чудные ребята. Дорис было почти девять, а Марку три года.
Возвращаться в балаган ему не хотелось, но не сидеть же вечно на шее у Питера. Он задолжал ему аренду за три месяца, и если бы Эстер не подкармливала его, пришлось бы положить зубы на полку.
Он снова взял в руки карандаш.
«Извините, что я вынужден покинуть вас таким образом, но завтра сюда должны явиться кредиторы с постановлением суда. Так что другого выхода у меня нет».
Поставив внизу свое имя, он пробежал записку глазами. Чего-то не хватало. Нельзя было так прощаться с друзьями.
«P. S. Скажите Дорис и Марку, что, если наш балаган когда-нибудь будет в вашем городе, они смогут кататься на каруселях сколько захотят. Спасибо за все. Дядя Джонни».
Теперь он почувствовал облегчение. Он встал, оставив записку на столе, и внимательно осмотрел комнату. Ему бы не хотелось что-либо забыть, Джонни не мог себе этого позволить: у него просто не было денег, чтобы купить необходимую вещь взамен забытой. Нет, все было в порядке. Он не забыл ничего.
Джонни взглянул на записку, лежащую на столе, выключил свет и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. И не заметил, как сквозняк смахнул записку на пол.
Он медленно прошел через зал, глядя по сторонам. Справа стояли «однорукие бандиты» — игральные автоматы, рядом с ними — волшебный фонарь, чуть дальше — автоматический бейсбол с десятью игроками. Слева он расставил скамейки перед кинопроектором, который он заказал, но не успел получить, а возле двери расположилась «гадалка» — машина, предсказывающая судьбу.
Он остановился и посмотрел на куклу через стекло. Ее голову покрывала белая шаль, украшенная различными магическими символами. В темноте гадалка казалась совсем живой, ее глаза смотрели на него.
Он выудил из кармана монету, сунул ее в щель и дернул за рычаг.
— Ну-ка! Что ты мне предскажешь, старушка?
Машина загудела, рука механической гадалки поднялась, железные пальцы стали скользить вдоль стопок аккуратно нарезанного картона. Машина загудела еще сильнее, когда гадалка, выбрав карточку, тяжело повернулась и бросила ее Джонни. Он поднял ее и тут же услышал, как где-то далеко раздался паровозный свисток.
— Вот черт! — сказал он про себя. — Пора бежать.
Сунув карточку в карман пиджака, Джонни подхватил чемодан и выскочил на улицу.
Он бегло взглянул на окна Питера. Они были темными. Вся семья уже спала. На улице, ощутив прохладу, он надел пальто, поднял воротник и быстро зашагал по направлению к станции.
Дорис, спавшая наверху, внезапно проснулась и открыла глаза. В комнате было темно. Она повернулась на бок и поглядела в окно. В свете уличного фонаря девочка увидела идущего человека. В руке он нес чемодан. «Дядя Джонни», — прошептала она и снова погрузилась в сон. К утру она уже позабыла об этом, но ее подушка почему-то оказалась влажной от слез.
Джонни стоял на платформе, глядя на приближающийся поезд. Он сунул руку в карман за сигаретой и нащупал карточку. Вытащив ее, прочитал:
«Вы отправляетесь в путешествие и не собираетесь возвращаться, но вы вернетесь, и скорее, чем думаете.
Цыганка, которая знает все».
Джонни громко рассмеялся, поднимаясь в вагон. «На этот раз ты почти угадала, старушка, но ты не права, что я вернусь». И он выбросил карточку в ночь.
Но ошибся-то как раз Джонни. Цыганка была права.
Питер открыл глаза. Он неподвижно лежал на огромной двуспальной кровати, медленно отходя от сна. Потянувшись, коснулся правой рукой подушки Эстер. Та еще хранила ее тепло. Он совсем проснулся, услышав, как Эстер кричит из кухни Дорис, чтобы та поторапливалась, быстрее завтракала, иначе опоздает в школу. Питер встал с кровати и направился к креслу, на котором была сложена одежда.
Снял длинную ночную рубашку, надел белье и брюки. Сидя в кресле, натянул чулки, надел туфли и проследовал в ванную комнату. Открыв воду, Кесслер достал кисточку для бритья и начал взбивать пену, тихонько напевая себе под нос старую немецкую песню, которую помнил с юности.
В ванную вошел Марк.
— Папа, я хочу пописать, — сказал он.
Отец посмотрел на него.
— Давай! Ты уже большой мальчик.
Закончив, Марк посмотрел на отца, правившего бритву.
— Могу я сегодня побриться? — спросил он.
Питер серьезно посмотрел на него.
— А когда ты брился в последний раз?
Марк, точь-в-точь как отец, провел пальцами по подбородку.
— Позавчера, — сказал он, — но моя борода растет так быстро!
— Ладно, — сказал Питер, заканчивая править бритву. Он подал Марку помазок. — Намажь лицо пеной, пока я закончу. — Питер начал бриться.
Намылив лицо пеной, Марк терпеливо ждал, когда отец закончит бриться. Он не приставал к отцу, когда тот брился, так как знал, что бритье — это очень важное и ответственное дело. Если человека отвлечь, тот может порезаться.
Покончив с бритьем, отец повернулся к Марку.
— Готов? — спросил он.
Марк кивнул. Он не решался открыть рот, потому что весь был в пене и боялся проглотить ее.
Питер стал возле него на колени.
— Поверни голову, — сказал он Марку.
Марк повернул голову и закрыл глаза.
— Не порежь меня, — сказал он.
— Я буду очень осторожным, — пообещал отец. Питер повернул бритву тупым концом и начал снимать пену со щек Марка. Почти мгновенно все было готово. Питер поднялся с колен.
— Ну вот и все, — сказал он.
Марк открыл глаза и провел рукой по лицу.
— Теперь гладкое, — счастливо сказал он.
Питер улыбнулся, промывая бритву. Затем он аккуратно положил ее в футляр и вымыл помазок. Смыв с лица остатки пены, вытерся полотенцем, поднял Марка и усадил себе на плечи.
— Ну а теперь пойдем завтракать, — сказал он.
Они вошли в кухню, и Питер пересадил Марка на его высокий стул, а сам уселся рядом.
Подошла Дорис и поцеловала отца.
— Доброе утро, папочка, — сказала она чистым голосом.
Питер обнял ее.
— Gut' morgen, liebe kind, zeese kind… [1]— Он всегда так говорил с ней, особенно после рождения Марка. Марк был его любимцем, и он чувствовал себя из-за этого словно бы немного виноватым, и потому старался обходиться с Дорис как можно ласковей.
Дорис подошла к своему стулу и села. Питер посмотрел на нее. Это была чудная девчушка. Ее золотистые волосы заплетены в косу, голубые глаза были мягкими и теплыми, щеки — нежно-розовыми. Питер с удовольствием глядел на нее. Маленькой она много болела, и из-за этого они были вынуждены переехать из Нью-Йорка в Рочестер.
Вошла Эстер с блюдом в руках. От него исходил такой аромат, что слюнки потекли. Это был омлет с луком и копченой лососиной.
Питер принюхался.
— Лосось с яйцами! — воскликнул он. — Где ты его достала, Эстер?
Она довольно улыбнулась. Лосось в Рочестере был редкостью, и ей по случаю выслали немного из Нью-Йорка.
— Моя двоюродная сестра Рахиль прислала из Нью-Йорка, — ответила она.
Накладывая еду в тарелку, Питер посмотрел на Эстер. Она была на год моложе его, все еще стройная, все еще привлекательная, все еще красивая той красотой, которая так привлекла его, когда он впервые появился в скобяной лавке ее отца, к которому нанялся на работу сразу же после переезда в Америку. Густые темные волосы жены были собраны на затылке, взгляд излучал доброту и спокойствие. Она принялась накладывать порцию Марку.
— Я побрился! — сообщил ей Марк.
— Я вижу, — ответила она, проводя ладонью по его лицу. — Очень хорошо.
— Когда я начну бриться сам? — спросил он.
Дорис засмеялась.
— Ты еще слишком маленький, — сказала она. — Тебе сейчас вовсе не надо бриться.
— Надо! — запротестовал он.
— Успокойтесь и кушайте, — сказала Эстер.
Когда она села за стол, Питер уже закончил завтракать. Вытащив часы, он посмотрел на них, одним глотком выпил кофе и сбежал вниз по лестнице открывать лавку. Он вечно опаздывал с открытием, вот и сейчас на часах было уже начало девятого.
Утро прошло спокойно. Было довольно жарко, и покупатели особо не докучали.
Около одиннадцати часов к лавке подъехала подвода, и возница подошел к Питеру.
— Во сколько этот парень открывает свое заведение? — спросил он, указывая пальцем в направлении игорного зала Джонни.
— Обычно в двенадцать, — ответил Питер. — А что?
— Да я ему привез аппарат, но дверь закрыта, а заезжать еще раз — времени нет.
— Постучите в дверь, — посоветовал Питер. — Он спит там же, в комнатке.
— Да я уже стучал! Никто не отзывается.
— Минуточку, — сказал Питер, шаря под прилавком и доставая ключ. — Я вас впущу.
Они вместе вышли на улицу. Питер постучал в дверь. Никто не ответил. Он заглянул в окно, но ничего не увидел. Тогда он сунул ключ в замок и повернул его. Дверь открылась, и они зашли внутрь. Питер сразу направился к комнатке и слегка постучал. Никакого ответа. Он открыл дверь и заглянул внутрь. Джонни там не было. Питер повернулся к приехавшему.
— Я думаю, вы можете заносить, — сказал он. — Джонни, наверно, вышел на минутку.
Выйдя на улицу, Питер стал наблюдать, как человек выгружает странный агрегат. Ничего подобного ему видеть еще не приходилось.
— Что это такое? — спросил он.
— Машина с движущимися картинками, — пояснил человек. — Она показывает картинки, и они движутся на экране.
Питер покачал головой.
— И чего только не придумают! — высказался он вслух. — Она что, и вправду работает?
Человек хмыкнул.
— Да. Я их видал в Нью-Йорке.
Когда аппарат занесли вовнутрь, Питер расписался в квитанции, закрыл дверь и забыл обо всем до полтретьего, пока Дорис не вернулась из школы.
— Папа, а почему дядя Джонни еще не открыл зал?
Питер удивленно посмотрел на нее. Он совсем забыл об этом.
— Не знаю, — сказал он, и они вместе отправились к заведению Джонни.
Питер заглянул в окошко. Внутри никакого движения. Ящик, который привезли утром, стоял на прежнем месте. Питер повернулся к Дорис.
— Беги наверх и скажи маме, чтобы она сменила меня.
Он постоял на улице, ожидая, пока Эстер спустится вниз.
— Что-то Джонни не видно, — сказал он. — Постой за прилавком, а я узнаю, в чем дело.
Питер открыл дверь и, пройдя через зал, зашел в комнату Джонни. На полу он нашел записку, поднял и прочитал. Потом медленно побрел к своей лавке и там протянул записку Эстер.
Она прочла и вопросительно посмотрела на Питера.
— Он уехал?
Его глаза были печальными. Похоже, он даже не услышал ее вопроса.
— Я чувствую себя виноватым. Зачем я только сдал ему этот зал?
Она понимающе посмотрела на него. Ей тоже очень нравился Джонни.
— А чем ты мог помочь, Питер? Ведь ты пытался отговорить его.
Он взял у нее записку и перечитал ее.
— Зачем он так поступил? — сказал он. — Ведь можно было просто поговорить со мной.
— Я думаю, ему было немного стыдно.
Питер покачал головой.
— Все равно не могу понять. Ведь мы были друзьями.
Внезапно Дорис, стоявшая рядом с ними и прислушивавшаяся к каждому слову, начала плакать. Родители посмотрели на нее.
— Дядя Джонни что, больше никогда не придет? — спросила она сквозь слезы.
Питер взял ее на руки.
— Конечно, придет, — ответил он. — Дядя Джонни пишет в записке, что скоро вернется и покатает всех вас на карусели.
Дорис перестала плакать и посмотрела на отца большими сияющими глазами.
— Правда?
— Правда, — ответил Питер, глядя поверх головы ребенка на жену.