Вик повесил трубку и улыбнулся своему посетителю.
— Похоже, что вы получите эти акции, мистер Ронсон, — медленно сказал он.
Ронсон улыбнулся.
— Очень рад, мистер Гвидо. Должен признаться, меня радует, что «Магнум» вскоре опять будет держать свою марку. Мне не нравится, когда бизнесом занимаются люди, ничего не смыслящие в нем.
— Совершенно с вами согласен, мистер Ронсон, — сказал Вик. — Я думаю так же. И вообще, если бы не мистер Сантос, они бы не получили от нас ни цента.
— Можете быть уверены, мистер Гвидо, — сказал Ронсон, вставая, — что при правильном руководстве «Магнум» скоро выплатит вам все до последнего цента. Я сам прослежу за этим.
Вик важно поднялся.
— Итак, до встречи на следующей неделе.
Ронсон кивнул.
— До следующей недели.
Вик проводил его до двери.
Джонни лежал, глядя в темноту, и не мог заснуть. Разговор с Виком обеспокоил его больше, чем он думал. Он сел в кровати, включил свет и протянул руку к телефону.
Трубку подняли быстро, послышался голос Дорис.
— Джонни! — воскликнула она. — Я так рада, что ты позвонил!
Он улыбнулся, услышав счастливые нотки в ее голосе.
— Хочу выплакаться кому-то в жилетку, и я подумал, что лучшей кандидатуры, чем ты, мне не найти.
В ее голосе послышалась тревога.
— Что случилось, дорогой?
Он рассказал ей о разговоре с Виком.
— Значит, он хочет продать твои акции? — спросила она.
— Именно так, милашка, — сказал он.
— Но это же нечестно! — вскричала она. — Если бы он только немного подождал, мы бы отдали обратно его проклятые деньги!
— Подозреваю, Вик прекрасно отдает себе отчет в своих действиях, — горько сказал Джонни. — Просто он хочет как можно больше осложнить мне жизнь.
— Негодяй! — воскликнула она. — Мне так и хочется позвонить ему и высказать это в лицо.
Джонни едва не засмеялся, услышав ее рассерженный голос, и внезапно ему стало легче, хотя особого повода для этого вроде не было. Ему даже показалось, что Дорис рядом, здесь, в комнате.
— Лучше не стоит, милашка, — сказал он ей. — Это все равно не поможет. Нам остается только ждать и уповать на судьбу.
— Джонни, я так виновата. — В ее голосе звенели сдерживаемые слезы.
Теперь уже он принялся успокаивать ее.
— Не волнуйся об этом, моя дорогая, — сказал он. — Это не твоя вина.
— Но, Джонни, — сказала она несчастным голосом. — Все летит кувырком! Папа зол на тебя. Вик не хочет отдавать тебе обратно акции. Дела идут неважно. — Она шмыгнула носом.
— Не плачь, милашка, — успокоил он ее. — Все будет хорошо.
Дорис притихла.
— Ты действительно так думаешь? — спросила она тихо и неуверенно.
— Конечно, — солгал он. В его голосе была уверенность, которой сам он не чувствовал.
Она оживилась.
— Значит, как только папа перестанет злиться на тебя, мы поженимся.
Он улыбнулся в телефонную трубку.
— Если хочешь, мы можем пожениться и раньше, — ответил он.
Вернувшись с обеда, он обнаружил на столе телеграмму. Сев в кресло, прочел ее и похолодел. Все пропало! Вик продал его акции. Он сжал кулаки. Негодяй! Он до последнего не верил, что Вик продаст их, но он все же сделал это, черт его побери.
Он перечитал текст телеграммы.
«Дорогой Джонни. С сожалением вынужден известить, что сегодня акции были проданы за один миллион долларов. Дополнительные двести пятьдесят тысяч долларов, полученные в результате продажи, перечислены на твой счет. С уважением, Вик».
Джонни с яростью скомкал телеграмму и бросил ее в корзину для бумаг: Дополнительные двести пятьдесят тысяч долларов! Да пусть он подавится этими деньгами!
Марк зашел в комнату, когда Дорис складывала письмо. Он посмотрел на нее, улыбаясь.
— От дружка? — спросил он с улыбкой.
Она посмотрела на него так, будто видела впервые.
— Да, — ответила она отчужденно.
— И что же он там пишет? — с любопытством спросил он.
Она посмотрела в сторону.
— Вик Гвидо вчера продал его акции, — безучастно сказала она.
— Не может быть! — В голосе Марка послышалось удивление.
Она кивнула.
— Это плохо, — сказал он. Хотя на самом деле в душе он ликовал.
Внезапно Дорис посмотрела на него.
— Это твоя вина, — почти прошептала она.
— Я ничего не просил у него, — попытался защититься он.
Она подошла к нему и, размахнувшись, влепила пощечину.
Он инстинктивно схватился за щеку. Ему не было больно, но он почувствовал, как его лицо заливает краска стыда.