— Достаточно и Уоррена Крейга, — серьезно ответил Джонни.
Питер закричал, переходя на идиш:
— Zehr nicht a nahr!
И, увидев растерянное лицо Джонни, повторил по-английски:
— Не будь идиотом. Ты ведь знаешь, какого они мнения о кино. Никто не захочет с нами работать.
— Но теперь, когда сама Сара Бернар снимается в кино, возможно, это будет не так сложно, — сказал Джонни.
— Может, казначейство США будет платить им жалованье вместо тебя? — съязвил Питер.
Последнее высказывание Питера Джонни пропустил мимо ушей. Он возбужденно вскочил на ноги, забыв о сигарете.
— Я прямо вижу, как все это будет на экране! Питер Кесслер представляет! Уоррен Крейг! Известный бродвейский актер! «Бандит»! Производство «Магнум Пикчерс»! — Он остановился, торжественно вытянув вперед руку.
Питер внимательно смотрел на него. Он даже слегка подался вперед, сидя в кресле, стараясь представить себе то, что говорил Джонни. Но его интерес быстро испарился, и Питер снова откинулся в кресле.
— Да, я теперь и сам могу это представить, — сказал он, пытаясь скрыть пробудившийся интерес. — Питер Кесслер объявляет себя банкротом!
Эстер поочередно разглядывала мужчин. «А ведь Питер на самом деле хочет снять такой фильм», — подумала она.
Питер встал и, глядя Джонни в глаза, подошел к нему вплотную. Отчеканивая каждое слово, он сказал:
— Ничего не выйдет, Джонни. Мы не можем так рисковать. Объединению это не понравится, а если они заберут нашу лицензию, путь в мир кино закрыт нам навсегда. У нас нет таких денег, чтобы пускаться в авантюру.
Джонни выжидающе глядел на Питера, видя, как на его виске пульсирует голубая жилка. Он заметил, что Эстер тоже следит за Питером. Потом он бросил взгляд за дверь, ведущую в гостиную, где, сидя на полу, Марк играл в кубики. Джонни заметил, как Дорис, отложив книгу, подошла к брату помочь собрать раскиданные кубики. Наконец Джонни медленно повернулся к Питеру и решительно произнес:
— Все вы, продюсеры, на одно лицо, все вы трясетесь перед Объединением, все жалуетесь и плачетесь, что Объединение не дает вам спокойно жить, но что вы сами пытаетесь сделать? Ничего. Вы толчетесь у их стола и подбираете крошки, которые они милостиво подсыпают вам. Поэтому и получаете вы только крохи, а больше ничего. Вы знаете, сколько они заработали за прошлый год? Двадцать миллионов долларов. А сколько заработали все независимые продюсеры? Четыреста тысяч на сорок человек, в среднем каждый заработал по десять тысяч, и за один год вы заплатили Объединению восемь миллионов за право оставаться в кино. Восемь миллионов долларов! Это ведь деньги, которые заработали вы. В двадцать раз больше того, чем вам позволили оставить. Я могу сказать лишь одно — вы просто трясетесь от страха перед Объединением.
Сигарета обожгла ему пальцы. Он положил ее в пепельницу и продолжал громким и твердым голосом:
— Почему бы вам самим не пораскинуть мозгами? Ведь именно вы занимаетесь кино, вы зарабатываете деньги. Почему же не можете их удержать? Рано или поздно придется объявить войну Объединению. Так почему бы не сделать этого сейчас? У вас есть отличное оружие — хорошие картины. Они-то знают, что вы можете выпускать их, поэтому и душат вас. Они делают это потому, что боятся того, что вы можете сделать, если будете действовать самостоятельно. Соберитесь вместе, может, стоит подать дело в суд. Может, то, что они делают, противоречит новому закону, направленному против трестов-монополистов. Не знаю, но думаю, что стоит бороться. Тогда в Рочестере я так хотел, чтобы ты занялся кино, помнишь? Мне тогда делали предложения, и хорошие, я мог бы пойти работать к Бордену, или еще к кому-нибудь, но я хотел работать с тобой, потому что я чувствовал, что ты именно тот человек, который сможет бороться за свои права, когда потребуется. С тех пор мне не раз предлагали хорошую работу, но я остался с тобой, и все по той же причине. Теперь же я хочу знать, был я прав или нет? Потому что время пришло. Либо ты сейчас вступишь в борьбу, либо в скором времени Объединение раздавит тебя.
Он смотрел на Питера, стараясь что-нибудь прочитать на его лице. Лицо Питера было бесстрастно, но Джонни все равно понял, что он выиграл. Руки Питера сжались в кулаки, как у человека, рвущегося в бой.
Питер долго молчал. Он не стал спорить с Джонни, просто не мог. Он давно понял, что Джонни прав. Только в прошлом году он выплатил Объединению сто сорок тысяч долларов, оставив себе лишь восемь. Но Джонни был слишком молод и горяч. Возможно, став постарше, он поймет, что есть такая вещь, как терпение.