— Что же такого ужасного? Ты хочешь стать сама себе хозяйкой, что вполне вписывается в Великую Американскую Мечту, и ради этого работаешь.
— Ты хочешь сказать, что цель оправдывает средства?
Я ухмыльнулся:
— Кто-то сказал, что если бы целью не оправдывали средства, то чем бы их оправдывали? Давай закажем еду.
Мы заказали лягушачьи лапки с таким количеством чеснока в соусе, что после этого пришлось съесть целую миску петрушки, чтобы отбить запах. Закончили ужин эспрессо и ликером.
— Это было замечательно, — сообщила Дженни и поцеловала мне ладонь. — Спасибо.
— Ну, а сейчас ты чем хотела бы заняться? — спросил я голосом дьявола-соблазнителя.
— Я бы хотела… Ты слушаешь?
— Весь внимание.
— Ну, прежде всего, я бы хотела, чтобы мы купили бутылку охлажденного белого вина…
— Так, дальше?
— Сегодняшнюю «Санди таймс»…
— И?
— А потом поехали ко мне, устроились поудобнее, выпили вина, почитали «Санди таймс» — ты можешь первым взять цветное приложение! — Дженни была великодушна.
— А потом?
— А потом отправились бы в постельку.
— Что ж, не вижу для этого никаких препятствий, — торжественно объявил я.
Так мы и поступили.
На день рождения Дженни подарила мне просторный халат из кремовой шерстяной фланели с капюшоном и поясом-шнуром, и я хранил его у Дженни — как раз для таких случаев. Она надела желтую нейлоновую ночную рубашку и пеньюар.
К часу ночи с вином было покончено, а в «Таймс» непрочитанной осталась только спортивная страничка. Я предложил отправиться в кровать.
Дженни согласилась.
— Ну как, ежемесячный кошмар закончился?
— Похоже… — Дженни осторожничала. — Но, может, все-таки лучше перенести секс на завтра, а, Питер?
— Как скажешь.
— А мне так нравится по утрам!.. — мечтательно промурлыкала Дженни. — В утреннем сексе куда больше интимности — и любви. И вообще очень приятно, когда просыпаешься, а рядом с тобой кто-нибудь лежит.
— Кто-нибудь?
— Ох, Питер, ну ты же понимаешь, кого я имею в виду! Так ты правда не против?
— Рядом с тобой мне приятно даже просто спать.
— Слушай, что-то ты в последнее время стал какой-то слишком добрый, вон, даже в ресторане намазал мне бутерброд. Раньше ты такого никогда не делал! — Она с подозрением глянула на меня. — Питер, а может, ты совершил что-то очень нехорошее и теперь такой добренький, потому что терзаешься комплексом вины?
Я застонал.
— Ну вот, пытаешься быть внимательным и нежным, а тебя тут же подозревают черт знает в чем! Нет, ничего ужасного я не совершал.
— Клянешься?
Я засмеялся и поцеловал ее. Мы разложили кушетку, разделись. Я задернул жалюзи на окнах так, чтобы в комнату лился свет уличных фонарей. Лег рядом с ней и отбросил одеяло.
Мне всегда нравилось смотреть на нее. Маленькая нежная грудь. Тонкая талия. Длинные ноги. Ее кожа мягко светилась в полутьме, в ней не было ничего, что оскорбляло бы мое зрение или осязание.
Я вдруг подумал, что эта женщина заслуживает большего, чем Питер Скуро, но эта мысль ушла так же стремительно, как и появилась, и мы заснули в объятиях друг друга.
А утром, утром мы неистово прильнули друг к другу, мы были словно сомнамбулы, мы совершенно забыли о времени: лишь дыхание и стоны и лихорадка страсти, неистовая плоть.
Потом она снова уснула. Я тихонько выбрался из постели, оделся, достал из ее сумочки ключи и выскользнул за дверь.
Я направился на запад, к Бродвею. Холодный воздух приятно колол кожу, весь город, казалось, жадно вдыхал утреннюю свежесть.
На Бродвее я купил свежие булочки, сырки, копченую курицу, большую маринованную луковицу и пакет апельсинового сока. Когда я вернулся, Дженни еще спала. Я поставил кофе, накрыл столик и принялся делать сандвичи.
Я уже разворачивал курицу, когда заметил, что Дженни наблюдает за мной с постели.
— Ах ты, паршивка! Значит, ты все это время не спала, а я сделал за тебя всю работу?
Она протянула ко мне руки:
— Иди сюда…
Я присел на постель, обнял ее, погладил гладкую, нежную спину. Она сжала ладонями мое лицо и заглянула в глаза.
— Это было прекрасно.
— Еще бы. Я некрофил — воспользовался тобой, пока ты спала.
— Ха! Спала!
Она ускользнула в ванную и вышла уже в халате. Я как раз разливал кофе. Она выглядела такой чистенькой, умытой, я пододвинул ей стул и поцеловал в затылок. Она снова притянула меня к себе.