— Вы довольно злобная дама, — сказал я.
— Неужели? — Я ей явно польстил.
Вскоре я убедился, что и она из тех, кого перепить мне не дано. После ужина мы еще зашли в бар: она взяла два «стингера» с водкой, я осилил только один. Из окон был виден Манхэттен — море теплых огней.
— Вы милый, — объявила она, погладив меня по щеке. — И красивый, на грязный манер.
— Грязный?
— Я имею в виду — грешный, — поправилась она. — Мне это нравится.
В лимузине она приказала шоферу ехать на Одиннадцатую авеню, между Сорок седьмой и Сорок восьмой улицами.
— Веселенькое местечко, — заметил я.
— Я хочу, чтобы вы это увидели. Если оно еще существует, я найду…
Черты лица у нее были резкие, нос с горбинкой, кожа гладкая, без морщин. Стройное тело, молодые руки, волосы под серебряной шапочкой также отливали серебром. Чулок она почему-то не носила и, заметив мой удивленный взгляд, взяла мою руку и провела ею по лодыжке:
— Выбрито чисто.
Мы нашли место, которое она хотела мне показать: гадкий бар для моряков, с опилками на полу и резким запахом дезинфекции. Завсегдатаи пили, один, уже дошедший до кондиции, храпел в углу.
— Надеюсь, вы захватили револьвер? — спросил я, нервно оглядываясь по сторонам.
Она заказала у бородатого бармена джин.
— И подайте непочатую бутылку, я хочу, чтобы вы вскрыли ее при мне.
— Как прикажете, леди.
Она окинула меня холодным взглядом.
— Итак, что вы обо мне думаете?
— Что ваше общество весьма приятно.
— Ладно, хватит болтовни. Вам заплачено. Что вы на самом деле думаете?
— Хорошо, если честно, то я вижу в вас блестящую, добившуюся успеха, но очень одинокую женщину. Все эти голливудские россказни — да, тамошняя жизнь вас веселит, но вы держитесь от нее в стороне. Вы — наблюдатель. Вы — леди, в вас есть класс, но пару раз в год вам необходимо расслабиться, и тогда вы отправляетесь в местечки вроде этого. Только чтобы напомнить себе, какова она, настоящая жизнь.
— Близко, но не в самое яблочко. Вы сказали, что у меня есть класс, не так ли? Так вот, сорок лет назад я была официанткой в этой самой дыре. Я родилась и выросла в Адовой Кухне…[5] Ладно, а теперь поехали отсюда в мой номер на Парк-авеню, за который я плачу четыреста долларов в сутки.
Диваны и кресла там были обиты бархатом, на столах стояли гладиолусы в хрустальных вазах. Гостиная, спальня, ванная комната — огромная ванна покоилась на звериных лапах. Дорогое спокойствие. Благородная тишина.
— Хотел бы и я здесь пожить… — протянул я.
— Жаль, что я не встретилась с тобой в понедельник, я б тебя непременно пригласила… Мы можем повидаться, когда я в следующий раз приеду в Нью-Йорк?
Я подумал, что Марта Тумбли наверняка подстроила мне все это для проверки.
— Конечно, Марта со мной свяжется.
Она кивнула.
— Заказать какую-нибудь выпивку?
— Спасибо, но я сегодня уже достаточно выпил.
— Да и я тоже… Но у меня есть кое-что получше.
Она отправилась в спальню и вышла оттуда с маленькой серебряной коробочкой тонкой работы. Открыла крышечку и протянула мне.
— Кокаин? Боюсь, для меня это напрасный перевод продукта. А вы, если хотите…
Она нюхнула.
— Ты знаешь, у женщин бывают всякие фантазии… — начала она.
— Никогда в этом не сомневался. Ну, и какие фантазии у вас?
— Ох, всякие… Ты не мог бы раздеться?
Я начал раздеваться. Я уже снял брюки, когда увидел, что она по-прежнему сидит в кресле полностью одетая.
— А вы?
— Я не буду.
Она заставила меня лечь на кушетку, пододвинула поближе кресло и долго разглядывала мое обнаженное тело.
— Очаровательно.
— Спасибо. Вы бы хотели, чтобы я что-нибудь сделал?
— Не сейчас.
Она начала легонько ласкать меня прохладными пальцами. Я почувствовал возбуждение.
— Смотри-ка, при твоем сложении эта штука выглядит весьма прилично, — сообщила она.
Потом она выдала мне сто долларов обещанной платы и еще сто долларов на чай. Я пожелал ей счастливого пути, мы пожали друг другу руки и расстались.
Глава 17
Дженни Толливер собиралась на Рождество домой. Домой — это в Ратленд, штат Вермонт. Там ее отец, отставной инженер-железнодорожник, и мать-домохозяйка жили в доме, похожем на зачерствевший свадебный торт. Дженни уезжала утром 24-го и возвращалась в самый канун Нового года.