Дженни хотела отвести меня в мою квартиру — в конце концов, это было всего в квартале от «Блотто», но я отказался, и мы поехали к ней.
Я швырнул деньги таксисту и, едва держась на ногах, поддерживаемый Дженни, пошел к ее дому. Едва переступив порог ее квартиры и даже не раздеваясь, я снова потребовал бренди и выпил.
Дженни молча наблюдала за мной. Ее лицо выражало страдание.
— Питер, что с тобой? — наконец спросила она.
— Это из-за спектакля… Тот парень, который играл Хайки… Я могу… Я мог бы…
И я расплакался.
Глава 28
Кинг Хейес нашел еще одного черного — молодого мулата из гарлемской танцевальной труппы. Он был сложен как центровой из баскетбольной команды и очень коротко стригся. Марта Тумбли «провела экспертизу» и осталась им довольна.
Насчет «восточного типа» — театрального художника из внебродвейских театриков — она была не столь оптимистична, сказала, что у него неприятная привычка хихикать во время «сцены».
А потом через Уолкотта Сэндза я нашел индийца. Он был маленьким, энергичным и очень смуглым. Марта так прокомментировала его кажущуюся мягкость:
— У него в теле только одна кость, но там, где нужно.
Труднее всего было разыскать «водителя грузовика». Я лично переговорил с несколькими штангистами и каратистами, но им всем не хватало надлежащего сочетания внутренней доброты и грубой физической силы.
В конце концов я позвонил своему агенту и сказал, что подрядился поработать в театральной студии на Вест-Сайде, что там как раз сейчас читают «Трамвай „Желание“» и что им нужен кто-то, кто мог бы читать роль Стэнли Ковальски.
Сол Хоффхаймер загорелся энтузиазмом.
— У меня есть отличный парень, Сет Хокинс. Он сам из Амарилло, и с таким акцентом ему Гамлета в жизни не сыграть. Но он здоровенный и симпатичный и вполне подойдет на роль Ковальски. Он так мечтает пробраться на сцену, что согласится на что угодно.
— Позвони ему, ладно, Сол? Дай ему мой номер, а я уж организую встречу.
Что именно он и есть Сет Хокинс, я понял, как только парень ввалился в «Приют неудачников». Я помахал ему и тут же обнаружил, что у бедолаги самый страшный из всех когда-либо слышимых мною техасских акцентов.
— Ну и устал же я! — проорал Сет.
Мы заказали пива, и Хокинс поведал свою биографию: он учился в колледже, после чего собирался вступить в папино дело, но на последнем курсе подружка подговорила его позаниматься в театральной труппе. Ему поручили малюсенькую роль — и все, с этого момента он стал конченым человеком. Папа согласился отпустить его на два года в Нью-Йорк: если за это время Сет пробьется на сцену, значит, так тому и быть. Если же нет — вернется в Техас. До конца срока оставалось пять месяцев.
— И все тут так дорого! — скулил Хокинс. — Я ходил к педагогу, чтобы избавиться от этого дерьмового акцента. Вы знаете, сколько я на него потратил?
— И что, польза есть?
— Черт подери! Какая польза? Вы что, сами не слышите? — взорвался парень.
— Слышу, слышу…
Хокинс ухмыльнулся.
— Ну что ж, по крайней мере, вы не юлите и не врете. Слушайте, так что насчет этого чтения роли Ковальски, о котором говорил Сол? Я эту пьесу наизусть знаю, могу задом наперед прочитать… Да я кино три раза смотрел!
— Сет, не хочу вас обижать, но, боюсь, вы на читку не подойдете — из-за акцента.
— Что ж, — горестно вздохнул парень. — Я это уже и раньше слышал. Много-много раз.
— А вы не пробовали стать манекенщиком?
— Ну уж нет! Я хочу играть. А вы подрабатывали моделью?
— Ну, не так чтобы…
— У вас что, есть настоящая работа? Слушайте, я не хочу вмешиваться не в свои дела, но я совершенно не представляю, как безработные актеры в Нью-Йорке — а их ведь сотни, если не тысячи, — ухитряются сводить концы с концами.
— Я лично способ нашел, — серьезно ответил я. — Не могу сказать, что он хороший и что я им горжусь. Но эта работа занимает у меня всего три-четыре часа в неделю и позволяет вполне сносно жить.
— Да? — Хокинс явно заинтересовался. — Ну и что это такое?
Я честно ему рассказал.
Он недоверчиво вытаращился.
— Ну, мне никогда раньше ничем подобным заниматься не приходилось… Да и вряд ли я смогу.
— Все зависит от того, насколько серьезно твое желание стать актером. Вполне возможно, что не сегодня-завтра тебе подвернется удача. Это вопрос времени. Главное — как-то перекрутиться, чтобы было на что жить.
— Понимаю…
— Как я понял, сцена для тебя — главное в жизни. Единственное. И если ты не готов к жертвам — тогда тебе нечего здесь делать.