Глава 5
Возрождение Вест-Сайда выразилось в том, что на авеню Колумба появились антикварные лавки, бутики и салоны красоты как для мужчин, так и для женщин, а также ресторан «Блотто»: здесь полагали, что основой итальянской кухни служит чеснок, причем в большом количестве.
Уровень шума в «ристоранте» уже достиг критической точки. В воздухе стояла божественная смесь запахов: трав, оливкового масла и особого томатного соуса: Блотто делал его таким острым и кислым, что он вполне мог растворять тарелки. Над баром висел плакат: «С Рождеством и Новым, 1986 годом!»
Потные официанты, воздев подносы над головой, носились как одержимые. Ошалевший метрдотель вопил стоявшим в очереди, что подождать можно и в баре. Где-то разбилась тарелка, вскрикнула женщина, бармен ударил в колокол — таким образом он отмечал щедрые чаевые.
Я огляделся: Дженни Толливер, Артур Эндерс и Кинг Хейес — мой приятель, черный манекенщик, — сидели за угловым столиком. Я прорвался сквозь толчею, пожал руку метрдотелю, потрепал по плечу официанта и поприветствовал нескольких знакомых.
Я наклонился и поцеловал Дженни в лоб.
— Ну как дела у моей совершеннолетней?
— Как хорошо от тебя пахнет… Где ты был?
Вместо ответа я улыбнулся Артуру и Кингу, проскользнул на свободное место, налил себе белого вина из уже заказанного ими графина и объявил:
— Сегодня плачу я.
— Что случилось? — Артур Эндерс заморгал белесыми ресницами.
— Умер богатый дядюшка! — И я постарался переменить тему.
Мы изучили меню, хорошо понимая при этом, что следует выбирать самые дешевые блюда: спагетти с мясными фрикадельками, салат из овощей и еще графин домашнего белого вина — я неоднократно уверял, что владелец «Блотто» на самом деле моет этим вином тарелки: оно такое едучее, что все вычищает.
Всучили официанту заказ и принялись обмениваться накопленной за день информацией.
Я рассказал, что прослушивание не прошел, но зато мне пообещали работу по озвучиванию какого-то фильма, и поэтому Сол Хоффхаймер выдал мне аванс.
Артур Эндерс — говорил он с акцентом штата Небраска — объявил, что нашел временную работу на рождественской распродаже в универмаге «Мейси»:[4] будет три раза в неделю торговать мужскими перчатками.
Кинг Хейес по-прежнему подрабатывал на почте: сортировал конверты для последующего запуска в считывающее устройство.
У Дженни Толливер, дизайнера по тканям, единственной из нас, была настоящая работа. Сейчас она по заказу работодателя превращала цветочные орнаменты Берлингтона Миллза в рисунки для постельного белья.
— Надо сделать, как у него, но чуть-чуть не так, чтобы нам не вчинили иск, — засмеялась она.
Нам принесли еду, и мы занялись обычным ритуалом — тому передать соль, тому перец, оливковое масло, уксус, разливали вино по стаканам.
Мы ели, болтали, смеялись, заказали третий графин вина. Мне было тридцать пять, Артуру Эндерсу и Кингу Хейесу по тридцать два, Дженни Толливер — двадцать восемь лет. И мы по-прежнему верили, что впереди нас ждет что-то хорошее. Все, чего мы желали, все, о чем мы мечтали, — все возможно.
Мы были пьяны от шума, гама, табачного дыма, вина, грубой пищи и болтовни. Дружеской болтовни.
Будущее принадлежит нам, конечно, случаются неприятности и трудности, но все это временно. И когда мы поднялись, я швырнул на стол деньги величественным жестом прожигателя жизни, властелина Вселенной.
Глава 6
Дженни Толливер предложила пройти к Центральному парку и сесть в автобус, но я терпеть не могу ждать и потому настоял, чтобы мы взяли такси до ее дома на Западной Девяносто пятой улице.
Дженни была очень забавной. Периоды холодности, собранности, задумчивости сменялись у нее приступами лихорадочной активности и веселья. Мы встречались уже четыре года, и, наверное, именно эта ее противоречивость меня интриговала и удерживала.
В такси она прильнула ко мне.
— Ты наверняка сейчас на меня разозлишься.
— С чего бы?
— Ну, у меня сейчас эти дела…
Слава Богу, подумал я, а вслух произнес:
— Да, обидно.
Она прижалась ко мне еще плотнее.
— Но мы можем заняться чем-нибудь другим. Точнее, я могу заняться… Кое-что сделать для тебя.
— О нет! Что ж я за мужчина, если получу удовольствие, ничего не давая взамен!
Она отодвинулась и с восхищением глядела на меня.
— Ты такой засранец! Замечательный засранец!
Я засмеялся и обнял ее.
— Но я приму стаканчик того поганого бренди, которым ты лечишься от простуды. А потом поеду домой: мне завтра работать.