— Шеф! В другой раз нам может не сойти… Смерч-то откуда? Их тут отродясь никто не видывал. По-видимому, кто-то из хозяев «воздушных замков» нарушил цельность кристаллической оболочки. Может, вопреки инструкции, электродрелью местечко для гвоздика пытался оборудовать или еще что… Вот и лопнула «Мечта», и кирпичики наши сдетонировали, даже наш демонстрационный туалет разнесло. Тут-то смерч и зародился… А в следующий раз может быть и хуже…
Ивонючкин почесал в ухе.
— Значит, лопнула Мечта…
— Такова участь воздушных замков. Шеф.
Сила воображения
— Нет у тебя силы воли, Ромыч! — прогудел Петрович. — Сколько раз ты клялся, что завязываешь, а, между прочим, посуду продолжаешь наклонять… Пег, мне не жалко. По мне, так пей на здоровье. Но помяни мое слово, выпрет тебя шеф в один не очень про красный день, выпрет, как пить дать.
— Ну нет этой силы, что тут поделаешь? Такой уродился, значит… обреченно промямлил Сидорук. — И не больно-то хотелось… — И вдруг загорелся: — Зато сила воображения у меня — во! Могучая! Куда там вашим волевым усилиям! Кишка тонка! Да я… Я вот тут, не сходя с места, тропический сад произвести могу!
— Врешь ты все! — лениво возразил Петрович, закусывая. — Небось, к технике какой прибегнешь. Мозги мне не пудри!
— Какой технике, какой технике… — загорячился Роман. — Ну разве что ма-а-а-люсенький приборчик, фиксатор, использую, так ведь не в нем суть! Ты вот хоть вечность ею круги, один пшик породишь.
Но Петрович продолжал сомневаться в роминых талантах, и дружки в конце концов поспорили на поллитра.
Денек выдался необычайно жарким, и Сидорук устроился у распахнутого во двор окна в одном маечке, зажав в правой руке небольшой, со спичечную коробку, приборчик. Петрович устроился рядышком, на табурете, насмешливо хмыкая:
— Ну где там твои тропики… И мартышку не забудь, бананы рвать…
— Погоди малость. Вообразить надо поточнее. А тут подоконник жесткий, отвлекает.
— А ты сначала подушечку помягче придумай…
— Неплохая мысль!
Роман зажмурился, и на подоконнике забелела подушечка.
— Фокусник! Лодырь! Неженка! — заворчал Петрович.
Между тем за окном зашуршало, будто мелкий дождичек пошел. Петрович перегнулся через подоконник и обомлел. На их утоптанном, замусоренном дворике из земли ввысь перло нечто ярко-зеленое и невиданное. Одни растения вылезали неспешно, степенно, другие набирали рост шустро. А в центре поднимался банан. Совсем такой же, как на картинке в книжке про Бармалея. Петрович помчался в сарай за стремянкой, чтобы успеть снять урожай, пока Ромыч дремлет. Когда выскочил с лесенкой, на банане уже висели гроздья плодов. Петрович приткнул лестницу к стволу и торопливо полез вверх.
Вдруг сзади что-то брякнуло. Невольно оглянувшись, он увидел, что приборчик выпал из руки Романа, а голова его грохнулась на подоконник. Подушечка исчезла. И тотчас земля устремилась навстречу Петровичу. Каменистая и необычайно твердая.
— Заснул, гад! Гипнотизер чертов! — вопил разочарованный Петрович, поднимаясь с земли и потирая ушибленные места. — Беги теперь к киоску за бананами, а не то я с тебя самого кожуру спущу!
Февралик
— Шеф, к вам тут какой-то тип пожаловал. Необычный. Может, опять за плазмой? Так у нас вроде чисто по этой части…
Вслед за Петровичем в кабинет Ивонючкина проникло действительно удивительное существо. Махонькое, с глазами навыкате, с покатым обезьяним лбом и выдающимся носом лилового оттенка. Облачено оно было в бесформенный балахончик. «Не надо беспокоиться!» — запульсировала в голове Ивонючкича чужая настойчивая мысль.
«Опять телепат! — ужаснулся Ивонючкин. — А с ним каши не сваришь!» — Причин для беспокойства нет. Я только турист. Жажду ознакомиться с бытом, обычаями и прочими достоинствами вашего заповедного мира, закрытого по недоразумению для туристов. По совету своих друзей, бывших ваших деловых партнеров, обращаюсь к вам за содействием, господин И-Во-Ню-Чки! Организуйте мне несколько познавательных экскурсий по твердым галактическим ценам, оформив меня под туземца.
В цене сошлись быстро.
— Меня зовут Феф-Раль-Икр! — представился пришелец.
— А, Февралик… винтиков-шурупчиков не хватает… — усмехнулся Ивонючкин. — Итак, завтра первая экскурсия, на рынок. Для ознакомления с материальной культурой и бытом.
Утром Февралика облачили в рубашку Ивонючкина и брюки Сидорука, благо оба не отличались большим ростом. Вручили зонтик Петровича. Чтобы насытить Февралика впечатлениями, поехали электричкой.
Едва устроились в вагоне, как блондинчик, скучавший на скамье напротив, заинтересовался Февраликом и крикнул кому-то:
— Гей, славяне! А с нами французик увязался!
— Пасть прикрой! — прохрипел Петрович. — А то покинешь электричку, не дожидаясь станции!
Блондинчик оценил развитую мускулатуру Петровича, увял, а вскоре куда-то пропал.
— Как он догадался, что я чужестранец? — допытывался Февралик. — Он что, полицейский? Служба безопасности?
— Совсем наоборот, — раздраженно ответил Ивонючкин. — Опасности…
— Ксенофоб? Тогда понятно, почему к вам не допускают туристов из Галактики! Тем интереснее может оказаться моя поездка… Дикий, первобытный мир! Чудесно!
В переполненном автобусе, которым они добирались до рынка, Февралика изрядно помяли. Он вылез совсем больным, с побелевшим кончиком носа.
— Ах, как дурно пахнут мысли ваших аборигенов! Я прямо-таки задохнулся в этом замкнутом ментальном пространстве…
А в торговых рядах Феф-Раль-Икр впал в панику.
— Как это так! Почему они все думают одно, говорят другое, а делают третье?
— Не трепыхайся! — озлился Ивонючкин. — Ты турист, вот и созерцай. Где еще такое увидишь!
— А в Театр мы пойдем? — не унимался космотурист. — А на карнавал? А на корриду? И в Музей?
— Разве в Цирк тебя Петрович сводит. Или в Музей. За дополнительную плату…
В Музее Февралик не пропустил ни одного экспоната. И вдруг около витрины с последними археологическими находками замер, словно гончая, почуявшая дичь. Неуловимо быстрым движением вскрыл витрину и ухватил какой-то предмет.
— Клади назад! — загудел Петрович, краем глаза увидевший вскочившую со своего стульчика хранительницу. Но Февралик уже мчался к выходу.
До дачи добрались в сумерках. Ивонючкин долго убеждал Февралика возвратить похищенный предмет.
— Я ничего не похищал! — ерепенился гость. — Я намерен вернуть похищенное. Это бортжурнал нашей экспедиции, пропавшей несколько тысяч лет назад.
Утром, развернув свежую газету, Ивонючкин продемонстрировал Февралику заметку в рубрике «Криминальная хроника» о краже в музее.
— Тут и приметы указаны! — сообщил он злорадно. — Тебя быстро сцапают, Февралик. Приметный ты…
— Не сцапают! — презрительно скривил губы Февралик. Достал откуда-то маленький карандашик и вымарал газетную заметку.
— В любом случае мы не можем позволить тебе вот так, задарма, расхищать сокровища нашей планеты! — заявил Ивонючкин и кивнул Петровичу, чтобы прикрыл дверь. Мысленно прикинул, сколько можно сорвать с Февралика за кристалл.
— Но у меня нет таких денег! — завопил Февралик, фиолетовой молнией метнувшийся к двери.
— Держи!
Ивонючкин кинулся следом. Но во дворе уже не было замаскированной под сарайчик капсулы Февралика.
— Вот гад. Космический. Одежду украл. Кристалл стырил. А еще пенял нам на вранье… Ясно, почему к нам туристов космических не пускают. Растащат все на сувениры. Голышом оставят…
В кабинете Ивонючкин поднял опрокинутый стул, подержал забытый Февраликом карандаш. И тут взгляд его упал на газетный лист.
Заметка о краже в музее исчезла. На ее месте красовался неумело нарисованный кукиш.